– Мальчик мой! – взвыла она. –Славный сыночек, любимый!!! Где он, где?

– На кухне, в тазу.

Марина Степановна ринулась по коридору, японеслась за ней. На кухне сохранился статус-кво. Эмалированная емкостьпо-прежнему была прикрыта пакетом. Я безмерно удивилась. Лаврик даже не сделалпопытки выбраться. Или кот перепугался до потери пульса, или он болен.

– Господи, – запричитала МаринаСтепановна, – ну, Владимир Семенович, ну додумался! Посадил мальчика втаз!!! Да бедный ребенок небось задохнулся! Маленький мой, заинька…

Продолжая присюсюкивать, Марина Степановнабыстро сдернула пакет, глянула в тазик, побледнела, закатила глаза и, издавстранный, квакающий звук, обрушилась на пол, словно гнилая груша.

Я разинула рот и тоже посмотрела в таз. Лучшебы я этого никогда не делала! На дне, на отбитой эмали лежал… окровавленныйтрупик ободранной кошки. Голова несчастного создания отсутствовала, худаяспинка была изогнута, сквозь тонкую кожицу проступали трогательно-хрупкиепозвонки. То, что недавно было пушистыми, когтистыми лапками, походило на…Сравнения закончились, мне стало плохо. Вован осуществил свое желание, он убили освежевал Лаврика. Борясь с подступающей тошнотой, я присела возле лежащей наполу Марины Степановны и стала осторожно похлопывать ее по щекам.

– Что случилось? – раздалсятревожный голос Томочки.

Я шлепнулась рядом с Мариной Степановной инеожиданно заплакала.

– Лаврик! Вован мерзавец! Конечно, мамаего затравила, но разве можно так поступать! Это ужасно! Он убил кота…

Разобравшись, в чем дело, Томочка подошла и,быстро набросив на таз пакет, прошептала:

– Катастрофа! Вилка, унеси несчастноесозданье, его надо похоронить по-человечески!

В другое бы время я не преминула заметить, чтокота невозможно упокоить по-человечески, но сегодня разум отказал мне, поэтомуя лишь прошептала:

– Почему я?

– Боюсь взять таз, – честнопризналась Томочка.

Я уставилась на эмалированное последнеепристанище несчастного Лаврика. Как-то так сложилось по жизни, что я самаясильная и мне достается делать то, чего не могут или не хотят другие. Но какТомочка представляет себе процесс погребения Лаврика? На дворе мороз, мне нерасковырять землю, потом я совершенно не способна вынуть трупик из таза.

– Пусть Вован везет его назад, надачу, – вырвалось у меня.

При этих словах Марина Степановна села изатрясла головой.

– Вилка, ты не заперла дверь, –заявил Вован, появляясь на пороге кухни с мешком в руке.

Увидав Марину Степановну, сын кинулся к ней.

– Мама, что случилось?

– Негодяй, – прошипеластаруха, – я воспитала убийцу.

– Да что я сделал?

– Мерзавец, – налетела я наВована, – как ты мог?!

– Но в чем дело???

– Бедный Лаврик!!! – причиталаМарина Степановна. – Маленький ласковый мальчик. Крохотное создание, несделавшее никому вреда за всю свою крохотную жизнь! Имейте в виду, ВладимирСеменович, теперь мы с Лорой уйдем от вас! Навсегда!

– Вы белены объелись, – пробормоталВован, – нет чтобы меня пожалеть! Ваш Лаврик все руки мне изодрал! Во,глядите!

– Конечно, – всхлипнулаТомочка, – я бы тоже за свою жизнь боролась до конца! Ну как ты мог!Извини, но, на мой взгляд, ты являешься настоящим чудовищем!

В последней фразе вся Тома, вместо того чтобыналететь на негодяя с кулаками, она принимается извиняться за то, что назваламерзавца мерзавцем.

– Нет, вы точно тронулись, – стяжким вздохом заявил Вован, – пример массового буйного помешательства.Эй, Лаврентий, вылезай, приехали.

С этими словами Вован развязал мешок, иоттуда, утробно воя, выкатился фыркающий ком, размером с нашу СВЧ-печку.

– Лаврик! – заорала старуха и, легковскочив на ноги, кинулась к котяре.

Тот стукнул хозяйку когтистой лапой и, мигомвзлетев вверх по занавеске, устроился на карнизе, свесив вниз круглую ушастуюголову. Марина Степановна взвизгнула, по ее руке пробежала кровь. Томочкасхватила со стола салфетку и принялась промокать длинную, глубокую царапину.

– Это Лаврик? – глупо хихикая,спросила я, тыча пальцем в озлобленного до крайности кота.

– Ну да, – кивнул Вован, –Лаврентий собственной персоной, прошу любить и жаловать, чтоб ему пусто было.

– А там кто? – не успокаивалась я.

– Где?

– В тазу!

Вован подошел к столу и поднял пакет.

– Это подарок от Саныча.

– Освежеванный кот? – прошепталаТомочка.

– От какого Саныча? – прохрипела я.

Вован сел на стул и устало произнес:

– Саныч – наш сторож, караулит дачныеучастки, он Лаврентия увидел и позвонил.

Я слушала рассказ Вована, постепенно у меняначался истерический смех.

Саныч, мужик неопределенных лет и бомжеватоговида, обожает выпить. Вот Вован и привез ему в подарок поллитровку. В благодарностьза угощение Саныч приволок в тазу кролика и всучил его Вовану со словами:

– На, потушишь в сметане.

– Не надо, – стал сопротивлятьсятот.

– Бери-бери, – всовывал ему таз стушкой Саныч, – от чистого сердца, кушай на здоровье, ты мне презент, ятебе – в ответ.

Пришлось Вовану прихватить кролика.

– За каким чертом ты сказал мне, что втазу кот? – возмутилась я.

– С ума сошла! – удивилсяВован. – И в уме такого не держал!

– Ага, сунул в руки и сообщил: «Котик,передай Марине Степановне».

– Чем ты слушаешь! – возмутился мужЛоры. – Я совсем другое сказал: «Кролик, велено передать МаринеСтепановне!»

Старуха, прижимая к руке окровавленнуюсалфетку, глянула на меня злобным взглядом и прошипела:

– Только идиотке могло прийти в голову,что Владимир Семенович убьет кота! Владимир Семенович не способен и мухиобидеть, да и Лаврик очаровательное существо! Теперь снимайте его оттуда!