– А, ну, бездарности всегда буром прут, это понятно…

– Ну вот. И, ты представь, мы тогда танцевали в качестве моделей в одном модном клубе, это сейчас такое дело называется гоу-гоу… А в то время так работали, без названия. И вот это типа у нас показ был нижнего белья, а мы еще танцевать в нем должны были. Но вот ты и представь, обрядили нас в эти купальники, нахлобучили перья и выперли на сцену зажигать под знойные «Макарены». Помнишь, песня такая была – отовсюду звучала?

– Да помню, конечно. Сама на дискотеках под нее отжигала.

– Угу, вот и мы должны были отжечь не по-детски. А эту мадам Сидоренко впереди всех на сцену хореограф выставил. Но не учел, что она только что после родов, а беременности, знаешь, никому фигуру не улучшают. Мордель-то у нее симпатичная была в то время, но морды со сцены не видно, а вот тело видно прекрасно! Так я весь номер за ее целлюлитной задницей и пряталась.

– А-ха-ха! – развеселилась Ирина.

Сидоренко, словно почувствовав, что является темой горячего обсуждения, заерзала на кресле, обернулась через плечо и смерила шептавшихся подружек ядовитым взглядом. Лариса тут же напустила на себя равнодушный вид и вопросительно уставилась на Сидоренко, как бы недоумевая, в чем дело. Ирина приглушенно хихикала, прикрывшись программкой.

– Попросила же, тише! – прошипела Лариса, когда Сидоренко развернулась и снова уставилась на сцену.

Тем временем к микрофону подошел сам режиссер Бессмертный, похожий на прежде времени состарившегося, седого и морщинистого, порочного подростка.

– Смотри вон лучше на сцену, Бессмертный вышел, наш гений современности, – дернула Лариса подругу. – Сейчас речь торжественную будет произносить. Кстати говоря, он всегда это с блеском делает, стоит послушать…

– Н-да? – Ира выглянула из-за программки и оценивающе посмотрела на режиссера. – А он ничего… Сколько ему, лет пятьдесят?

Лариса хмыкнула:

– Ирочка, ему шестьдесят давно исполнилось, младший сын институт заканчивает!

– Не может быть! – ахнула Ирина и, сощурившись, подалась вперед, стараясь рассмотреть получше именитого постановщика.

– Вот-вот, приглядись к нему повнимательнее, – подначивала подругу Лариса. – Он же паренек холостой, опять же, жених завидный… к тому же ты там еще не была…

– Где не была? Я же тебе рассказывала, что он звал меня несколько раз попробоваться на роль! – обиженно завела Ирина. – Что поделать, если ему мой типаж был не нужен!

– Ир, да не обижайся ты, я совсем не об этом, – миролюбиво произнесла Лариса. – Ты же с ним незнакома, ну так, лично?

– Нет, а что? – все еще недовольно протянула Ирина.

– Хорошо, я так понимаю, что вступительный монолог режиссера мы все равно уже пропустили, давай расскажу, если хочешь, дальше, – предложила Лариса.

– Конечно, хочу! – заинтересованно подтвердила Ирина.

Сидевший рядом желчный театральный критик окинул гневным взглядом разговорившихся подруг. И обе женщины прыснули, как девчонки-школьницы.

– Простите, мы больше не будем, – едва сдерживая смех, пообещала ему Лариса и, наклонившись поближе к Ирине, зашептала ей в самое ухо: – Мы с ним знакомы с восемнадцати лет, представляешь? С моих восемнадцати, конечно. Десять лет мы близко дружим, на разрыв аорты, но в плане постели у нас с ним никогда ничего не было.

– Ничего себе, ты мне не рассказывала…

– Ир, я тебе вообще много чего не рассказывала. Не суть. Короче говоря, этот хмырь, пользуясь своими правительственным связями и положением самой именитой театральной и киношной величины, за тридцать пять лет творческой деятельности переимел всю женскую часть артистической Москвы. Полк таких же, как мы с тобой…

– Подумаешь, удивила. Да про его половые связи каждой собаке известно. Я думала, ты мне что-нибудь эксклюзивное расскажешь… – разочарованно протянула Ирина.

– Погоди, дойдем и до эксклюзива, – обнадежила Лариса. – Короче, на каком-то этапе жизненного пути мы с ним тоже встретились, он завел меня в свой кабинет, с явным интересом поглядывал, втирая мне что-то. Нрава я всегда была самого прыткого и прямо спросила, что же вам, господин хороший, надо? Он расхохотался этим своим сатанинским смехом и сказал, что для начала ему надо покормить меня в ресторане, а то я на своих актерских диетах исхудала вся.

– А ты?

– А что я? В ресторан, ты же знаешь, я всегда была прогуляться не прочь. Ну, продолжения-то у нас не вышло, как я уже говорила, но дружба полилась елейным ручьем. И даже после одного случая не закончилась.

– После какого случая?

– Вот тут мы и переходим к самому интересному. И не последнюю роль в этой истории сыграла вон та разжиревшая хрюшка, что нам с тобой сейчас всю сцену загораживает.

– Ты опять о ней, о Кате Сидоренко? Ну да, я вроде слышала, что она была какое-то время любовницей Бессмертного.

– Ага. Его самого, чью пламенную речь ты никак не хочешь слушать. Только давно уже она бывшая любовница, но в те незапамятные времена была еще вполне себе действующая. А дело было так. Однажды мы с Бессмертным довольно-таки крепко в ресторане клюкнули. Ну, я тогда еще солидно квасила, на чем, собственно, и крепчал наш пламенный союз… Сейчас-то, конечно, уже не то. Так бухать здоровье не позволяет…

– Ох-ох, сколько скорби в голосе! А кто только что разливался, что в нашем возрасте пить вообще нельзя, чтобы не растерять молодость и красоту?..

– Не ехидничай, – оборвала подругу Лариса. – В общем, квасанули мы в замечательном ресторане тем вечером знатно. А Бессмертный тогда как раз с Сидоренко встречался. Конечно, трех – а может, и больше, мы уже с ним не считали – бутылок вина нам показалось мало, и мы приняли мужественное решение отправиться к нему домой за продолжением банкета.

– И что, дошли? – недоверчиво хохотнула Ирина, вновь вызвав волну возмущенных шепотков зрителей из соседних рядов.

– О, это была трагикомедия, как мы шли, – усмехнулась Лариса. – Пешком. По Арбату. Великий Бессмертный и я. Я напялила его клетчатую кепку и орала все известные мне блатные песни, а он, кажется, под них даже пританцовывал.

– Ох, жаль, никто вас тогда скрытой камерой не заснял. Прикинь, пустить бы сейчас, во время его речи, кадры по заднику. Какой шум бы в зале поднялся. Хоть повеселили бы народ, а то щас тут все заснут как мухи осенние, если твой закадычный дружок еще минут десять проговорит.

– А-ха-ха! Ты права, – оценила идею Лариса. – Жаль, тогда камеры у меня с собой не было, а то бы загнала журналистам за пару копеек. Но самая интересная часть программы случилась потом, и вот тогда я действительно пожалела, что камеры у меня с собой не оказалось.

– Ну, говори же, не томи душу! – обратилась в слух Ирина.

– Только мы пришли к нему, не успела я развалиться на диване и тяпнуть первые свои сто грамм коньяка (ты же знаешь, я после вина всегда коньяк пью, ну пунктик у меня такой, чтобы на следующий день только опохмеляться и стонать, как подстреленная птица, лежа в кровати). Так вот, едва я приступила к коньяку, слышу, звонок в дверь. Бессмертный, как пьяный боцман в шторм, так его качало, поплелся открывать. Смотрю на него, а он от двери аж отпрянул, и все краски жизни с его пафосной физиономии схлынули… Я бегу к нему, отталкиваю лепечущего какую-то бессвязную муть Бессмертного от дверного глазка и, о, мама дорогая, кого я вижу?!