Придя на йогу, я встала на свой коврик и глубоко вздохнула. Я просканировала свое тело и осознала наличие тревоги, увидела свое закрытое сердце, почувствовала отсутствие ясности и радости, которые обычно пребывали в моей душе. «Что-то не так с работой? Мой брак? Мои дети? Может, я устала от частых эмоциональных вспышек Ашера? Должно быть, так оно и есть. Нет. Не подходит, это пришло из моей головы». Я продолжала дышать, двигаться, потеть.

И вдруг я увидела ее: моя бабушка, подрезающая свои дорогие розы, стоит в грязи на возвышении во дворе их дома в Санта-Монике, который построил мой дед. Большая часть сада – это владения моего деда, и здесь круглый год растут десятки фруктов и овощей, но розы принадлежат ей. Мне двадцать один год. Я только что окончила колледж. Она рассказывает мне о розах, показывает, где их срезать. «Как раз под третьим шипом», – говорит она. Она выбирает один желтый и два розовых бутона. Протягивает одну розу мне. Мы счастливы.

Десять лет спустя я стою у тех же самых роз, но ее уже нет со мной. Я на ее похоронах. Задний двор переполнен друзьями и семьей. Я чувствую, что часть меня отрезана и никогда не вернется – лепесток моего сердца, который держал нашу любовь.

Боль живет в моих бедрах, в пространстве между позвонками, в моем дыхании. Она появляется, когда я замедляю свой ритм, чтобы освободить воспоминания из своего тела, в котором они поднимаются вверх, как призраки, ожидающие, чтобы их увидели. В марте 2003 года бабушка перенесла операцию, которая, как мы думали, продлит ее жизнь еще на несколько лет. Мои первые слова, обращенные к ней, когда она проснулась, были: «Ты увидишь своего первого правнука!» – потому что ничто не принесло бы ей большей радости. Она вернулась в больницу в ночь перед Пасхой, и мы поужинали без нее. Это была тихая трапеза; мой дедушка, обычно болтливый и веселый на семейных мероприятиях, сидел, откинувшись на спинку стула, и не произносил ни слова. Три недели спустя, 22 апреля, нас с мужем разбудил телефонный звонок, объявивший о ее смерти. Я закричала в подушку и заплакала от боли, которой никогда раньше не знала.

Тело помнит, вот почему воспоминания проявлялись во снах каждую весну. Мне всегда требуется несколько дней, чтобы осознать, что происходит, и если я не осознаю скорбь и не позволю себе выплакать ее, то горе трансформируется в тревогу или раздражение. Но, как только открываются шлюзы и я позволяю слезам очистить мою душу и соединить меня с великой любовью, которую я испытываю к своей бабушке, тревога и раздражение рассеиваются.

В тот день я вернулась домой с занятий йогой и с открытым сердцем обняла своих детей. В полной уверенности, что с Ашером все в порядке.

Горе, скорбь и печаль – не единственные вещи, которых мы стараемся избегать. Мы бежим от любого неприятного чувства, включая страх, который также может трансформироваться в тревогу. На самом деле мы можем провести всю свою жизнь, убегая от страха. Мы бежим от медведя, преследующего нас во сне. Мы бежим от смутного чувства дискомфорта, которое будто бы преследует нас в течение дня, проведенного в одиночестве, в тишине, вдали от шума и толпы. Мы бежим от вещей, которые пугают нас больше всего, будь то полеты, публичные выступления или интимные отношения.

Это естественно – бежать от страха. Это естественный инстинкт – бежать от диких животных и того, что скрывается в чаще нашего сознания. Мы могли бы сказать, что это основной инстинкт всех биологических видов. Но, что интересно, один из путей к эмоциональной свободе лежит через внутренние ландшафты, которые пугают нас больше всего.

Несколько лет назад я присутствовала на семинаре по сновидениям, который вел специалист по работе с ними Джереми Тейлор. Одной из самых интересных и обсуждаемых его тем было то, как наше бессознательное при помощи сновидений приглашает нас повернуться лицом к нашим страхам. Одна женщина поделилась архетипическим образом медведя, преследующим ее во снах. Группа, большинство из членов которой были подкованы в работе со сновидениями, предложила ей вступить в воображаемый диалог с медведем и спросить его, чего он хочет. «Чем же ты хочешь поделиться со мной?» или «Чем я могу тебе помочь?» – эти важные вопросы следует задать «страшным» героям наших снов. Хотя эта теория и парадоксальна для Эго, она заключается в том, что, когда мы перестаем убегать от героев наших снов и вместо этого поворачиваемся к ним лицом, мы осознаем, что в действительности они здесь, чтобы помочь нам.

В своей книге «Мудрость ваших снов» Джереми Тейлор делится захватывающим сном, который достаточно ярко иллюстрирует этот момент. В этом сне человека постоянно преследует огненный дракон. В момент просветления человек вдруг оборачивается и спрашивает, почему дракон терроризирует его. Дракон телепатически отвечает: «Я – твоя зависимость от курения!» Тейлор приводит слова этого человека:

Эта история заставляет нас задаться вопросом: действительно ли наш страх, как и тревога, является замаскированным помощником? Если вы когда-нибудь поворачивались лицом к своему страху, то знаете, что мы становимся сильнее всего тогда, когда идем в самую гущу страха; что, когда мы проходим через страх, у нас часто возникает подлинное ощущение божественного. Поскольку нас больше не посылают в лес в одиночку на поиски видения, как в ритуалах индейцев, я полагаю, что страх и особенно паника – это тренировочные площадки современного духовного воина. Это означает, что каждый момент страха, особенно самого большого, дает возможность усилить нашу способность любить. Это означает, что каждый раз, когда мы проходим через портал страха или паники, на другой его стороне мы обнаруживаем свое истинное «Я».