Она проверила, хорошо ли ведут себя двое вымокших детей, и проследила, чтобы они выпили по яблочному соку, затем налила себе кофе и придвинула стул.

Ее мать, заметила Стиви, деловито осматривала кондитерскую, и Хейзел бросила на Стиви проницательный взгляд.

– Ты уверена, что она не оставила тебе это кафе вместе с деньгами?

– Совершенно уверена, – категорично заявила Стиви. – Я купила его сама, честно и справедливо.

– Это не совсем так, – вставила Ферн. Ее торт так и остался нетронутым.

Разница между Ферн и ее дочерьми была нелепой. Ферн была худой, практически тощей, и, казалось, возмущалась каждой калории, которую клала в рот, в то время как ее детей кормили всем, чем они хотели, независимо от того, насколько это было вредно для них, и они становились довольно пухлыми. Да, пухлыми – именно это слово искала Стиви, заметив, что дети уже доели свои сладости и с жадным выражением смотрели на витрину.

– Я сказала: «Это не совсем так», – повторила Ферн.

– Я тебя услышала, – Стиви постаралась не обращать внимания на едкий комментарий.

– Деньги Пегги потрачены на это кафе, – упорствовала Ферн. – Это несправедливо. Нам нужна пристройка, и я бы хотела, чтобы у нас была новая кухня.

Ферн вздохнула с искусным унынием.

– Я думала, вы сказали, что не можете получить разрешение на строительство, – сказала Хейзел, и рот Ферн сузился в тонкую линию.

– Неважно, – сказала сестра Стиви. – Все равно несправедливо.

Она говорила, как избалованный ребенок, подумала Стиви, и, словно мысли о детях подстегнули ее племянниц, старшая из них вдруг сказала: «Мамочка, мы должны остаться с тетей Стиви? Ты сказала, что она ведьма, а я боюсь ведьм».

Стиви застыла, ее плечи напряглись. Было и так плохо, когда члены семьи говорили о ней за ее спиной, но они явно делали это на виду у девочек.

– Не будь глупой! Я ничего такого не говорила, – возразила Ферн, ее щеки приобрели яркий розовый оттенок.

– Ну, я думаю, это правда, – настаивала Джейд. – И у нее есть черная кошка. Нам обязательно оставаться, мамочка?

Стиви вздохнула. «Это будут самые длинные три дня в жизни», – подумала она, особенно когда услышала крик Мейси: «Она нас отравила!»

Повернувшись на стуле, Стиви успела как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мейси вырвало на надкусанные кексы, которые они вдвоем украли из шкафа.

Великолепно!

Глава 28

– Что тебе принести? – спросила Лианн.

Ник в замешательстве оглядел магазин. Раньше он никогда не покупал цветы. Вообще-то, это была ложь – покупал парочку букетов, но всегда делал это по телефону, и он никогда не видел то, что заказывал, вплоть до самого события. Иногда и вовсе не видел, если это был букет «дело не в тебе, а во мне». Не то чтобы он часто посылал такие букеты, но был один памятный случай, когда он встречался с коллегой-наездницей, и после третьего свидания она начала намекать на место проведения свадьбы. Он попытался мягко отшить ее, поэтому и послал цветы после разрыва отношений, но…

– Для кого они и по какому случаю? – Лианн попыталась снова.

– О, прости, Лианн, просто я никогда раньше не был в цветочном магазине, а тут все такое… цветочное.

– Так и есть, – сухо сказала Лианн. – Ведь именно этим и занимаются цветоводы – продают цветы. И всякие растения.

– Да, хорошо. – Он беспомощно огляделся. Здесь было так много всего на выбор. Ожидалось, что он сам наберет горсть, или выберет несколько из каждого вида и каким-то образом соединит их вместе, чтобы они не выглядели так, будто он совершил набег на ближайшую живую изгородь.

– Для кого они? – настаивала Лианн. – Матери? Подруги? Розы – ходовой товар. Красные – цвет любви, розовые – если ты в этом не уверен. Белые – стильные, но на них обычно будто написано «брак», так что, если ты не хочешь, чтобы она поняла это неправильно…

– Э, Тиа. Они для Тиа.

– Цветы для Тиа, да? Итак, скажите мне, мистер Сондерс, что вы сделали такого, за что вам нужно просить прощения? – Лианн скрестила руки и посмотрела на него.

– Ничего! – возразил Ник, затем уточнил: – Ничего такого, о чем я знаю.

Он заколебался, затем вздохнул.

– Если хочешь знать, она решила вернуться к маме. – Лианн все равно рано или поздно узнает об этом, поэтому он не видел смысла держать новость в секрете. Кроме того, подумал он, она могла бы помочь.

Лианн разжала руки, выражение ее лица было сочувствующим.

– Правда? Почему?

– Я не знаю, – жалобно ответил он. – Она давно несчастлива, но она не хочет говорить мне, в чем дело.

Даже когда слова слетели с его губ, он задумался, почему он выкладывает свое грязное белье Лианн. Они с Тиа были в некотором роде друзьями, но Тиа не поощряла их дружбу после несчастного случая. Тиа как будто отталкивала всех из своей прежней жизни, несмотря на все усилия Лианн.

– Привет, Лиа.

Ник обернулся. Стиви из кондитерской закрывала за собой дверь, давая ему время, чтобы сделать нейтральное выражение лица. Он старался не показать, что находит ее привлекательной в каком-то развратном, глупом смысле, и также отчаянно пытался не вспоминать ощущение ее мягкого тела в его объятиях и вид ее полуголых изгибов. Она выглядела сейчас просто восхитительно со струящимися по лицу волосами.

– Ужасная погода, – объявила она, а затем остановилась, увидев его.

Возможно, именно ужасная погода, о которой она только что упомянула, в сочетании с тем, что она зашла из-под дождя в тепло цветочного магазина, заставила ее щеки порозоветь, а глаза расшириться.

Ник был рад, что у него было время взять себя в руки и усмирить реакцию на ее появление до того, как она его заметила. Затем он поймал понимающий взгляд Лианн, и настал его черед краснеть.

– Это самый сильный дождь за всю историю человечества. Я виню глобальное потепление, – сказала Лианн, подняв брови и бросив на него многозначительный взгляд, который Ник предпочел проигнорировать.

– Не знаю, зачем я ставлю свежие цветы на стол, ведь нет ни одного клиента, который бы их оценил, – ворчала Стиви, направляя свои комментарии на ведро, полное кремовыми цветами с бахромой. – Погода отпугивает их. Тем не менее это повод выбраться из квартиры. Моя мать сводит меня с ума, не говоря уже о моей сестре и ее ужасных отродьях.

– Тебе не нравятся дети? – пробурчал Ник, а потом пожалел, что не промолчал. Или, если он чувствовал необходимость поговорить, старая добрая британская погода была