Я бросаю ветку на произвол судьбы, пока Уэслин приходит в себя. Внимание моего брата продолжает скользить позади нас – первый крик предупредил бы любых существ в этом районе.

– Спасибо, – выдыхает Уэслин, поднимая одну ногу за другой, как будто он больше не доверяет земле под нами.

– Тебе повезло, – прокомментировала я, и его брови выгибаются дугой. – Обычно он движется намного быстрее.

К моему удивлению, уголок его рта дергается. Мгновение – и все исчезло.

– Это утешило меня.

Элос протягивает Уэслину свой рюкзак, прежде чем поднять мой с земли.

– Давай продолжим двигаться, – предлагает он, и никто из нас не возражает.

Я иду впереди, как и обещала, парни идут в ногу за мной. Уэслин больше не задает никаких вопросов до конца дня.

К тому времени, как наступают сумерки, мои нервы настолько измотаны, мое тело настолько истощено, что я, скорее всего, буду бесполезна, если на нас нападет что-нибудь еще. К счастью, земля была спокойной, и горстка существ, с которыми мы столкнулись, была не больше моей ноги. Что кажется странным, но я не высказываю своих опасений вслух. Прошел всего один день. Достаточно времени, чтобы опасность материализовалась.

Озеро даже больше, чем я помню, огромное открытое пустое пространство, которое в сумеречном свете выглядит неприступным. Длинные тени скользят по волнистой серо-голубой поверхности, обгоняя окружающие хвойные деревья в поисках заметного места в сгущающейся темноте. Завтра мы некоторое время будем следовать вдоль его берега на юг, продолжая двигаться к низкому туману, который я заметила из Ниава. Я все еще понятия не имею, что этот туман может сделать с нами, когда мы достигнем его.

Уэслин предлагает нам переночевать прямо на берегу, но Элос настаивает, чтобы мы разбили лагерь в пятидесяти шагах от него. Я обшариваю лесную поляну в поисках кусочков хвороста, пробуждая воспоминания о другом походе за дровами.

Это было ближе к зиме, возможно, через год или около того после того, как наша деревня сгорела. Я кралась в сгущающихся сумерках, удаляясь от брата дальше, чем было нужно, но я решила быть полезной. Мои маленькие ручки потянулись к ветке с листьями на земле и сомкнулись вокруг хвоста.

Я слышала истории о волках-подменышах, которые могут менять свой мех, чтобы маскироваться в окружающей обстановке лучше, чем любой хамелеон. Отец восхищался ими, считал их присутствие признаком процветания в Долине.

– Если ты когда-нибудь увидишь их, наберись мужества, – говорил он. – Это означает, что мир находится в равновесии.

Хотя остальные его слова в основном потеряны, я все еще помню низкий гул его голоса, рассказывающего истории для брата и меня, теплое сияние огня, танцующие игривые силуэты на бревенчатых стенах. Шерстяное одеяло и пара тонких рук, наверное маминых, за все то хорошее, что они мне потом принесут. Но отец никогда не учил меня, как уклоняться от одного из них, и вот уже мои глаза поблескивают в тени, губы изгибаются в предупреждающем оскале, шерсть из орехово-коричневой становится серой с золотыми прожилками.

Волк довольно маленький, даже не годовалый, как позже покажет сравнение. Должно быть, я подошла близко к логову стаи. Только эти мысли успели прийти мне в голову, прежде чем жар охватил конечности, и я онемела, а мое тело согнулось и вытянулось, превратившись в рысь – пушистую серую шерсть с белыми крапинками, пучки более густого меха на моем лице, глаза намного ярче желтого цвета, чем янтарные глаза зверя передо мной.

Обращение пугает волка, а его вой беспокоит всю стаю. У меня едва хватает времени опробовать свои новые лапы, прежде чем рвануть прочь так быстро, как только это возможно: не желаю ждать и смотреть, нападет ли стая.

Сейчас я задыхаюсь и роняю сухие ветки, которые собирала. Когда пейзаж передо мной снова застывает, я выпрямляюсь и кладу руку на свое колотящееся сердце. Нет никакого способа узнать, могут ли какие-нибудь волки-подменыши скрываться в этих деревьях. А если все-таки они неподалеку?

Признак процветания – вот как это увидел бы отец. Но я так и не научилась находить в них красоту. Только опасность.

Когда я возвращаюсь с растопкой, Уэслин просит дежурить первым. И снова Элос возражает принцу. Поддержание бездымного огня требует усердия и осторожности, а также знаний, которых у него нет. Мой брат будет дежурить первым.

Сердитый взгляд Уэслина, видимый в тусклом свете небольшого разожженого костра, говорит о том, что он тоже чувствует изменение баланса сил. Впрочем, ничего не поделаешь. Элос и я потратили годы, оттачивая мастерство выживания. Дикая природа – это наша привычная жизнь.

Не говоря больше ни слова, Уэслин возвращается к чтению маленькой черной книги. Это военная история, судя по выцветшему корешку. Брат нервно оглядывается, когда скребущие звуки проникают в темноту. Пламя потрескивается, а в воздухе витает успокаивающий аромат горящего дерева. Я падаю на свой спальный мешок, как только заканчиваю есть, отмахиваясь от нескольких ленивых комаров и прогоняя дальнейшие размышления о волках. Нервы иссякли, я смотрю в ночное небо.

В полоске, видимой под верхушками деревьев, звезды огромные и яркие, мерцающие на просторах. Белая полоса скользит по черному небу, как мазки кисти по холсту. Постепенно я позволяю им убаюкать себя тем, что, как я надеюсь, буду спать без сновидений.

Сначала я не понимаю, что заставляет меня проснуться.

Моргнув несколько раз, чтобы побороть опухшие веки, я приподнимаюсь на локтях и осматриваю лагерь. Элос и Уэслин оба спят, брат тихо похрапывает, а принц подложил руку под голову. Исчезающие тени окутывают окружающий лес, как серые тонкие занавески, смешиваясь с пятнами раннего утреннего тумана. Я поднимаю голову к небу, затянутому грозовыми тучами, лишенными рассвета. Когда солнце скрыто, трудно определить время.

Осматриваясь, я заставляю себя сосредоточиться на каждом отдельном шуме, анализируя их в своей голове: листья шелестят на ветру, куропатки шуршат растительностью, хрустят ветки, жужжат и щебечут насекомые.

Мое сердцебиение учащается. Я немного наклоняюсь вперед, напрягаясь, чтобы услышать это снова.

Проходит несколько мгновений. Ничего.

– Что-то не так?

Уэслин садится, устало потирая сонное лицо, его темно-синяя рубашка сморщена вокруг рукавов.

– Мне показалось, я слышала шаги, – я стараюсь говорить тихо.

Уэслин, не мигая, осматривает периметр.

– А теперь?

– Мои инстинкты сейчас слишком ограниченны, – отвечаю я, поднимаясь на ноги. Уэслин быстро повторяет мои движения.

– Я собираюсь разведать окрестности.

– Что делать…

– Разбуди Элоса и скажи ему, куда я пошла. Я ненадолго. – Я тянусь, чтобы стянуть рубашку через голову.

Со сдавленным протестом Уэслин поворачивается ко мне спиной, хотя не раньше, чем я ловлю на себе его встревоженный взгляд.