— Что? — выдохнула Даша.

— А там были спрятаны четыре небольших рисунка.

— Рисунки?

— Да. И больше ничего. Мать была в ярости и хотела этирисунки порвать, но дядя наш был тертый калач и посоветовал сестре припрятатьрисунки, а потом показать какому-нибудь специалисту. Мать послушалась, нашлакакого-то старичка-художника и показала ему рисунки. И выяснилось, что эторисунки испанского художника Гойи! Знаешь. такого?

— — Еще бы! — воскликнула Даша.

— Ну, так вот, этот старичок сказал ей, что рисункамэтим нет цены. Мать стала думать, как бы ей их повыгоднее продать, но… тутарестовали отца и мы из Братушева перебрались в Москву. Надо было начинатьновую жизнь, бедную, трудовую. Я сразу пошла на медсестру учиться, а мамаисхитрилась продать рисунки одному дипломату за бешеные деньги. Вот тогда-тоЛарка и решила пойти на искусствоведческий, чтобы разбираться в картинах ирисунках. И начали они с матерью промышлять картинами…— Как?

— Очень просто! Знакомились со старушками, если у техбыли картины достаточно ценные, обманом эти картины выманивали и продавали забольшие деньги, оставляя старушкам какие-то крохи.

— И вы об этом знали?

— Поначалу нет, потом стала догадываться. И поспешилазамуж выйти, уйти от них, хотя они к тому времени уже большую квартиру купили вкооперативе…

— Маргарита Валерьяновна, а вы не помните фамилию тогодипломата?

— Фамилию? Кажется, Борченко. Да, точно! Он еще в шестидесятыегоды остался в Америке. Так что рисунки те давным-давно на Западе! Тыразочарована, Рита?

— Есть немножко, — улыбнулась Даша.

— Ты, небось, думала, там сундук с драгоценными камнямибыл?

— Ну не то чтобы… А вообще-то да!

— Ничего, зато теперь твой парнишка будет знать, чтопредок его был по-настоящему интеллигентный человек, а не какой-нибудь графМонте-Кристо! И он может им гордиться!

— Вы думаете?

— Конечно!

Маргарита Валерьяновна закрыла глаза. — Посиди ещенемножко! Я чуток отдохну!

Даша тихо сидела возле Маргариты Валерьяновны. Интересно,думала она, что скажет Стас, когда она выложит ему все?

— Скажи мне, — вдруг тихо проговорила МаргаритаВалерьяновна, — как тебя по— настоящему зовут?

— Ри… Даша. Даша Лаврецкая! — призналась Даша.

— А зачем ты выдумала все это?

— Простите меня!

— Да уж простила, только скажи, зачем?

— Понимаете, мы же вас искали, и вдруг такая встреча!Мне надо было чем-то заинтересовать вас… И вдруг, совершенно неожиданно пришлав голову такая дурацкая мысль… Мне очень стыдно… честное слово! МаргаритаВалерьяновна, вы не думайте, что я только из-за клада… Нет, я хочу с вамидружить и все равно буду к вам приезжать, с вами хорошо, интересно, вы добрая…— всхлипывала Даша.

— Вот еще, развела в доме сырость! — улыбнуласьМаргарита Валерьяновна. — А ты хитрюга, оказывается!

— Если б вы знали, как мне трудно было вам врать…

— Значит, ты Даша… Отличное имя! В юности моя любимаягероиня была Даша из «Хождения по мукам» … Скажи, Даша, ты правду говорила промою сестру?

— Чистую правду!

— Значит, Ларочка тоже сошла с ума, как мама… Вотужас-то! Нет, как подумаю об этом, сердце схватывает и давление повышается!

— А вы не думайте! — посоветовала Даша. —Выпейте какую-нибудь успокаивающую таблетку и не думайте! А еще лучше — простозабудьте все, что я вам сказала. В конце концов, это действительно может бытьошибкой!

— В том-то и беда, что нет! Это закономерный конец еежизни. Бог уже наказал ее тяжелой болезнью горла, а еще и разума лишил… Увы,все закономерно… Знаешь, Дашенька, тебе пора идти, а то поздно будет…

— Но как же вы? — сочувственно спросила Даша.

— А что я? Полежу себе на диване, потом телевизорпосмотрю да и завалюсь в кровать. Какие у старухи дела?

— Вы не старуха!

— А кто же? — засмеялась МаргаритаВалерьяновна. — Мне уже седьмой десяток, конечно, старуха! Просто, когдадавление в норме, я еще довольно бодрая старуха. Иди, иди, деточка!

— Вы, правда, меня простили? — тихо спросила Даша.

— Правда, Даша, правда. Грех твой невелик, хотела другупомочь и немножко заигралась. Отпускаю тебе этот грех, иди с миром!

— Вы не думайте, я еще буду к вам приходить!

— Вот и чудесно! Я к тебе уже немножко привязалась.

— И я к вам!

Виктоше было жарко, она то и дело сбрасывала с себя одеяло,папа поправлял, а мама клала ей на лоб холодные компрессы.

— Анюточка, может, дать ей все-такиаспирин-упса? — испуганно спрашивал время от времени КонстантинМихайлович? — Смотри, у нее тридцать девять и шесть!

— Костя, мы же не знаем, что с ней! Никаких признаковпростуды нет!

— Может, тогда «Скорую» вызвать?

— Да? Приедет какой-нибудь студентик, вколет ей грязнымшприцом какую-нибудь гадость! Ни за что!

— Но так же нельзя, девочка вся горит!

— Костя! Я вспомнила! У нас на первом этаже живетстарый доктор, он давно на пенсии, попробуй сходи за ним! Он, говорят,прекрасный терапевт!

— В какой он квартире?

— В третьей!

— А ему ты поверишь?

— Уж скорее ему, чем какому-то мальчишке!

— Иду!

Константин Михайлович бросился к лифту и вскоре вернулся ссимпатичным старичком. Раньше так в старых фильмах изображали интеллигентныхврачей. Невысокий, с бородкой клинышком и пышными усами, он был ужасно уютный исразу внушал доверие.

— Ну, что тут у нас? Жар? Сколько? Тридцать девять ишесть? Позвольте мне сперва вымыть руки, а уж потом осмотреть больную, я,знаете ли, врач старой закалки!

— Прошу вас, Тимофей Петрович, вот сюда!

Доктор вымыл руки и вернулся в комнату. Затем он тщательноосмотрел Виктошу.

— Ну что, доктор? — настороженно спросила АннаБорисовна.

— Знаете ли, друзья мои, я уже старый человек, многовидел больных и болезней, и сразу скажу вам: у вашей девочки то, что раньшеназывалось нервной горячкой.

— Что? — не поверила своим ушам АннаБорисовна. — Но для того, чтобы заболеть нервной горячкой, надо пережитькакой-то нервный стресс. Я не права?

— Правы, голубушка, несомненно, правы. Ваша девочкапережила стресс, я бы, правда, предпочел назвать это нервным потрясением.Почему мы так падки на иностранные слова?