Однако наша походная жизнь не претерпела заметных отклонений. Мы продолжали питаться за счет продовольствия, захваченного в Почепе, вскрывали вагоны с продовольствием, брошенные на путях, тащили ящики с сахаром, вином, консервами и мясом. Целый день готовили для себя обеды на полевой кухне и радовались вкусной, доброкачественной пище. Потом писали письма, которые не могли отправить, и забывались ночью глубоким сном.[48]

На следующий день пили красное вино, ликеры и водку, танцевали и пьяными голосами рассуждали о науке. Выходили из вагона, разводили костры и сидели вокруг, охмелевшие от недоброкачественных спиртных напитков и жирной пищи. Настоящий пир во время чумы. Война и мир воспринимались нами с оттенками меланхолии и перемежались с любовной тоской и воспоминаниями о родине. Много смеялись, продолжая пить, ликовали, бушевали на железнодорожных путях, танцевали в вагоне и стреляли всю ночь. Схватили одну пленную русскую танцовщицу и намазали ей груди жиром для чистки сапог. Мы были настолько пьяны, что вообще не соображали, что делаем. Когда мы наконец через пять дней доехали до Гомеля,[49]то уничтожили последние остатки спирта. Проехали Жлобин, Могилев и Оршу. Разгрузились в Горках.

Наше бегство заканчивалось, фронт стабилизировался, образовав прочную линию обороны на Днепре, откуда мы и начинали свое нападение на Россию.

Битва.

Октябрьское солнце окутывало ландшафт бледной золотой дымкой. Прохладный ветер задувал над холмами и полями, трава пожелтела, влажная земля испарялась на свежем воздухе, и ясный день сменялся вечерней мглой. Мы шли к фронту. Вечером остановились в Андрюшах. Отдыхали, разложив костер из торфа, древесины и соломы. Солнце за садами постепенно тонуло в обилии красок пурпура, киновари, кармина, фиолета и золота.

Огонь догорал. Мы плотнее закутались в шинели и подняли воротники. При огне ослепительных ракет русские летчики бомбили деревню. Этот налет стоил нам многих убитых и тяжелораненых. Осталось совсем мало лошадей, однако в полночь мы отправлялись в путь.

Шли низменностью, через болота и холмы, где еще встречались остатки озимых. Темнота затрудняла нам путь. Только позднее пожар от загоревшейся деревни Луки подарил нам туманный свет.

Мы заблудились, отстав от своих товарищей, задремав на лафете орудия. Двинулись дальше и за стрелковыми окопами обнаружили горячую минометную плиту в яме, которую приспособили для сна. С утра перешли через окопы, над которыми еще висели рваные плащ-палатки. Здесь на соломе ночевали солдаты. Ночные заморозки в этой стране были обычным явлением. Уже к вечеру на смену ясным солнечным дням пришла серая мгла со свежим ветром. Влажный туман покрывал землю. Мы укладывали винтовки в небольших канавках, рыли в глинистой почве ямки, опускали туда продовольствие, боеприпасы и табак.

База продовольственного снабжения была еще далеко впереди. Ничто не нарушало тишину. Мы находили бревна и доски, сооружали временный бункер и спали в нем. Охраны фактически не выставляли, хотя бои уже шли совсем близко около Ленина, и время от времени сюда проникали русские разведчики. Но на фронте все было спокойно. Нас тоже никто не беспокоил. Время шло медленно, текло, как песок в песочных часах, из утомленных рук, в пыли валялись только сухие колосья.

Вши и блохи мучили нас. Мы уничтожали вшей с помощью серной мази и наконец-то получили чистое белье. Ведь наше старое уже стало черного цвета. Так начался для нас зимний сезон.

Ураганный огонь, обрушившись на наши окопы, прервал неспокойный сон. Взрывались снаряды из всех видов оружия. Звуки выстрелов, шум от осколков гранат и свист мин слились в единый монотонный грохот. Мы бросились в глубокие окопы. Комья земли и осколки снарядов стучали о каски моих товарищей. Я также надел каску на свою пилотку. Мы решились на секунду выглянуть на покрытую туманом нейтральную полосу, но не заметили там никакого движения. Проходили часы. Огонь не ослабевал. Мы поняли, что окоп уже не был для нас надежной защитой. Русские пошли в атаку. Волна за волной устремлялась в долину и исчезала с наших глаз. Мы стали бросать гранаты в плотные ряды противника, русские падали, выжидали лежа, а потом снова бросались на нас, играя со смертью до тех пор, пока ночь не опустилась на поле боя. Русские остановились в километре от нас.

Стало холодно. Кроваво-красную полную луну сменила начавшаяся заря. Желтое солнце поднималось из тумана над русскими позициями. Русские начали атаку, которая не прекращалась. Кучка оборванных, жалких и со слезящимися от бессонницы глазами солдат ввалилась к нам в окоп и молча скрылась за бруствером. В глазах у них все еще стоял ужас, который они только что испытали.

На нас снова обрушился минометный огонь. Русские приближались. Начался настоящий ад огня, стали и крови. В полдень ураганный огонь усилился. Русские закрепляли достигнутый вчера успех. Наши броневики и тяжелые орудия вступили в бой слишком поздно, и их действия приносили мало пользы. Летчики атаковали нас беспрерывно. Огнеметы раскалились у нас в руках и вышли из строя. Перевес противника был слишком явным. Мы оставили окоп, потеряв при этом два орудия. А русские расширяли вбитый в наши позиции клин и шли дальше, в глубокий тыл. Наши резервы были брошены в контратаку, но, не успев ее начать, уже истекали кровью. Больше никакой помощи мы не могли ожидать и начали писать прощальные письма, ожидая неминуемой смерти.

Стрелковые окопы пустели один за другим, солдаты сдавались, лишь некоторые из них продолжали бессмысленное сопротивление. Все окопы и укрытия заполнили мертвые тела. Разорвавшиеся снаряды доводили моих приятелей до нервного шока. Я буквально чудом ускользал от брошенных под ноги гранат и вел себя при этом весьма легкомысленно. Решил, что теперь все равно от меня ничего не зависит. Мы больше не были в состоянии решиться на какие-нибудь активные действия и ожидали только конца. Надев на себя маски равнодушия, изображали спокойствие, курили сигареты и закусывали. Затем убегали из очередного окопа, бросая в нем все свое имущество. Русские были еще далеко, однако никто уже не думал о сопротивлении, не имел на это ни воли, ни желания. Смерть от руки врага уже больше не пугала нас. Мы знали, что никакая помощь к нам не придет, ни броневики, ни тяжелые орудия уже не вмешивались в боевые действия. Снаряды взрывались в переполненных окопах. Мы выпрыгивали из них и шли в полный рост, не обращая внимания на пулеметный огонь. Нам все было безразлично, и мы предпочли бы умереть сегодня, а не завтра, или выжить, если судьба будет к нам милостива.