Раненый лев пьет из ручья. Рядом с ним к ручью тянутся корни дерева, отдавая воде свои целебные свойства.

Этот сюжет стал символом семейства Флорио: от вывески на фасаде их лавки, ароматерии, до статуи, выполненной скульптором Бенедетто де Лизи для семейного склепа Флорио на кладбище Санта-Мария-дель-Джезу в Палермо.

Дерево, корни которого спускаются к ручью, — это хинное дерево, его кора спасла миллионы человеческих жизней. О его удивительных свойствах знали индейцы Перу и Боливии, использовали его кору как средство против лихорадки, а в XVII веке иезуиты стали привозить эту кору в Испанию: высушенная и упакованная в мешки, она продавалась во всех европейских портовых городах.

Они назвали ее хина.

В Европе быстро оценили ее лечебные свойства, но было очевидно, что это лекарство для избранных: оно дорогое, потому что его везут издалека, потому что кора измельчается вручную. Кроме того, полученный порошок устраняет симптомы лихорадки, но отнимает у больных силы, что для простых людей страшнее любого недуга.

В XIX веке происходит прорыв: механические жернова позволяют намолоть огромное количество прекрасного мелкого порошка. Цены на него снижаются. В 1817 году французские химики Пьер Жозеф Пеллетье и Жозеф Бьенеме Каванту выделят из этой коры хинин. Но только в конце века связь между малярией и паразитами будет неопровержимо доказана, и только в начале XX века, когда в Италии из-за малярии все еще будут умирать по пятнадцать тысяч человек в год, государство согласится продавать хинин в лавках, торгующих солью и табаком.

* * *

— Бегите, бегите, говорят, к нам идут испанские корабли!

— Нет! Это неаполитанцы, они везут сюда короля Фердинанда, потому что в Неаполе вспыхнул пожар, революция!

— Короля? Если он приедет сюда, мы тоже сгорим!

— Это все солдаты! Солдаты в Неаполе потребовали конституцию, и король им уступил!

— А нам? Чем мы хуже их?

— Фердинанд должен вернуть нам конституцию, отнятую в шестнадцатом году. Это наше право. Да здравствует Королевство Сицилия!

— Революция, революция грядет!

Люди, повозки, лошади. Со вчерашнего дня, с праздника Святой Розалии, Палермо восстал. Улицы и площади гудят.

До Иньяцио доносятся возгласы толпы, собравшейся на площади Сан-Джакомо.

— Осторожно! — Дядя успевает оттащить Винченцо в сторону, рядом с ними на полном скаку летят лошади, запряженные в экипаж.

Кто может, уезжает из Палермо. Другие, напротив, хотят бунтовать, разжигают народный гнев. Восстание началось, и неизвестно, что будет дальше.

Винченцо убирает с лица прядь волос.

— Надо укрепить ворота складов! Если начнут грабить…

— Если будут жечь и грабить город, две лишних доски им не помеха. Идем!

Они поднимаются к виа Матерассаи, идут против бурлящего людского потока. Иньяцио входит в магазин. Ставни закрыты, открыта только дверь, за ней наблюдает приказчик.

Иньяцио осматривается, а в памяти его всплывают картины далеких времен. Они жили в Баньяре, когда вспыхнуло восстание против Бурбонов, в результате которого появилась Неаполитанская республика. Тогда тоже были беспорядки, повсеместно убивали людей. Многие воспользовались ситуацией, чтобы свести личные счеты, совершить кровную месть. Убийства и грабежи часто не имели ничего общего с политикой: за ними стояло желание отомстить врагу или наказать неугодного родственника, или соседа, который подворовывал, или священника, который зарвался с требованиями десятины.

Нет, на этот раз все по-другому, думает Иньяцио.

В Неаполе восстали войска. Выяснилось, что многие офицеры присоединились к карбонариям, и, следуя за своими командирами, значительная часть солдат перешла на сторону бунтовщиков. Вскоре король Фердинанд оказался в затруднительном положении. Ему пришлось одобрить конституцию, которая признавала права дворян и народа и даже предусматривала созыв парламента.

Сицилийцы тоже не остались в стороне. Они не забыли событий 1816 года, упразднение Королевства Сицилия и отмену Конституции 1812 года. 14 июля 1820 года, когда толпы народа вышли на улицы в честь праздника Святой Розалии, вспыхнуло восстание. Никто не хотел жить, как в плену, в собственном доме, поэтому дворяне, интеллектуалы и народ воспользовались неаполитанским кризисом, чтобы объявить Сицилию независимой.

Однако в действительности огонь разожгли аристократы. В 1799 году Сицилия приютила беглых Бурбонов, а что получила в ответ? Благодарности не дождалась. Дворяне лишены власти, привилегий, должностей, которые они всегда занимали. А почему? Если так было всегда, так и должно продолжаться. Сицилийцы правят сицилийцами. Дворяне правят крестьянами.

Странная ситуация сложилась на Сицилии: у короля нет союзников среди дворянства. Напротив, сицилийские дворяне соперничают с короной, ибо король — чужак, он пришел к ним в дом навязывать свои порядки. А они жили на Сицилии с давних пор, некоторые династии ведут свое начало со времен арабов и норманнов. Они создали этот остров своими руками, своими традициями, кровью, браками, замесив его с солью, землей и морской водой. Они отлично управляли простым народом, массами бродяг и нищих — так, как им было нужно. Они разожгли огонь, бросая в него простой люд, который неизбежно сгорал в этом пламени.

— Идем, — говорит Иньяцио, обращаясь к Винченцо.

— Куда?

— Они хотят реквизировать товар на таможне, хоть я и не понимаю зачем. Теперь ничего не поймешь, черт побери!

— Но тогда наш груз…

— Все стоит, корабли не могут отплыть. Таков приказ, проклятье! — возмущается Иньяцио. — Говорят, что сейчас создадут временное правительство, но пока на таможне хаос, как мне только что сообщил Бен Ингэм. Шевелись, он ждет нас.

Народ бурлит в переулках. Иньяцио шагает решительно, Винченцо за ним, они входят во двор таможни, заполненный торговцами и моряками.

Вход охраняют солдаты, на их лицах написано, что они хотели бы оказаться где угодно, только не здесь и не сейчас. Они никого не пускают, наставив на людей ружья, кричат, что будут стрелять, но, кажется, их никто не слышит.

— Я настаиваю. Вы должны нас пропустить, это наше право!

Винченцо узнал бы голос Бенджамина Ингэма из тысячи.

Иньяцио подходит к нему.

— Синьор Ингэм прав. Наш корабль должен отплыть. Все документы там, — он указывает на белое сооружение за спиной солдата. — Если мы не отправим сейчас товар, мы понесем большие убытки!

— Мы не можем, — говорит один из солдат, — и вам это ни к чему. Все равно выход судов из порта запрещен особым распоряжением.

Гул голосов.

— Как же так? И вообще, кто его принял, это распоряжение?

— Нам нужно поговорить с вашим начальником!