Увидев, что приглашают священника, Винченцо недовольно бурчит.

— Виченци… — Иньяцио поднимает на него глаза. — Успокойся.

— Но, дядя…

— Перестань. — Иньяцио указывает ему на свободный стул.

Кусая губы, Винченцо садится рядом.

Они ждут. День в Палермо идет своим чередом.

Маркиз Пьетро Уго принимает их ближе к вечеру.

Лакей в ливрее впускает их, затем возвращается на свое место, сливаясь со стеной.

Человек, сидящий за большим инкрустированным столом, снисходительно оглядывает вошедших. У него живой цепкий взгляд, высокий лоб, который кажется еще больше из-за лысины. Его глаза останавливаются на Иньяцио. Он изучает его несколько секунд, прежде чем предложить сесть.

Иньяцио держит спину прямо, говорит негромко, перебирая пальцами документы. Он описывает машину, объясняет, что у них уже имеется разрешение на продажу лекарств.

— Но тогда чего вы хотите? Если у вас есть официальная бумага… — внимательно выслушав, спрашивает Пьетро Уго. — Как я понимаю, порошок хины — это лекарство. Разве он не входит в список, утвержденный медицинской канцелярией?

— И да и нет. До сих пор его продажа была прерогативой фармацевтов. — Иньяцио скрестил руки на груди. — Это сложный вопрос, ваше превосходительство. Мы ни на что не претендуем, медицинских навыков у нас нет, речь идет о сугубо экономической инвестиции. Однако мы не хотели бы оказаться в ситуации, не позволяющей нам использовать нашу машину из-за бюрократических преград.

— Понимаю. Значит, вам нужно специальное разрешение. — Маркиз трет подбородок, поросший скудной растительностью, мысли его где-то далеко. — Я попрошу своего секретаря изучить дело…

Винченцо опирается ладонями о край стола, говорит с жаром:

— Мы просим лишь о защите наших прав, ваше превосходительство. Мы хотим спокойно торговать, а эта машина позволит нам работать по-новому. Мы никому не служим и не хотим одолжений. Мы хотим, чтобы нам дали возможность работать.

Маркиз удивлен, словно только что заметил Винченцо.

— А вы кто будете, молодой человек?

— Винченцо Флорио, ваше превосходительство.

— Это мой племянник.

Два Флорио отвечают разом: Винченцо с гордостью, дядя — со смущением.

Маркиз переводит взгляд с одного на другого, в глазах вспыхивает радостный огонек.

— Огонь и вода, — тихо говорит он, откинувшись на спинку стула. — Знаете, сегодня у меня было много людей, они требовали денег, помощи, защиты, приходил даже священник, он хотел перейти в другой приход. Но никто, как вы, не просил у меня, чтобы ему дали возможность работать…

Он встает.

Иньяцио и Винченцо тоже. Аудиенция окончена.

Затем, как ни странно, маркиз протягивает им руку.

Когда они понимают, что протянутая рука — не для поцелуя, а для рукопожатия, они удивлены еще больше. Лакей провожает их до двери. Уже на пороге они слышат голос маркиза:

— Вам сообщат!

* * *

Действительно в конце 1824 года им сообщают королевское решение.

Незадолго до Рождества в правление, ведающее выдачей разрешений на продажу того или иного товара, приходит бумага с королевской печатью.

Новость мгновенно облетает Палермо, кружит по лавкам продавцов пряностей и аптекам и, наконец, оседает на виа Матерассаи.

В конторе праздник: теперь они могут продавать порошок хины с маркой «Флорио» не только в Палермо, но и в Ликате, Каникатти, Марсале, Алькамо и Агридженто.

У всех в руках наполненные бокалы, а Маурицио Реджо поднимает бутылку:

— За Флорио и за тех, кто на них работает!

Иньяцио смеется, пьет. Это был хороший год: они не только получили лицензию на продажу, но совсем недавно приобрели на паях шхуну «Ассунта».

— Теперь у нас есть «Ассунта», чтобы развозить товар по всей Сицилии, — говорит Иньяцио с бокалом в руке. Пальцем другой руки он водит по карте острова, лежащей на столе. — Хина в склянках, запечатанная нашей сургучной печатью, будет отправляться на продажу каждый месяц.

Винченцо произносит еще один тост.

В это время в магазине слышится звук разбитого стекла, а следом — крики.

— Что происходит? — Иньяцио бросается туда, следом за ним Маурицио и Винченцо. Два перепуганных клиента бегут к дверям, оставив на прилавке уже упакованные заказы.

— Воры вы, воры! Негодяи! Кому вы заплатили, чтобы получить это разрешение?

Это Кармело Сагуто устроил погром у них в магазине. Франческо, старший приказчик, хватает его за грудки и пытается вытолкать прочь.

Под ногами Иньяцио хрустит разбитое стекло, на котором осела золотистая пыль: в банке была корица.

— В наш огород лезете? Хотите у нас последние крохи отобрать? Негодяи! — кричит Сагуто. — Что, вмиг учеными стали? Лекарства разрешено продавать только тем, кто учился на фармацевта. Продавать порошок хины вздумали, неучи? Признавайтесь, кому вы заплатили за разрешение?

Иньяцио осторожно подходит ближе.

— Мы получили разрешение на продажу лекарственных порошков еще четыре года назад, — тихо говорит он. — Вы помните? У нас все бумаги в порядке. Почему вас это удивляет?

— Хина в порошке! Что еще за машина? Племянничек ваш из Англии притащил?

— Что вы имеете против? — Винченцо рванулся было вперед, но дядя его останавливает.

— А, вот и щенок затявкал! — смеется Сагуто, вытирая рот рукавом. Смотрит на всех злобно, свирепо. — Конечно, я помню. У вас же есть векселя?

Иньяцио молчит. Он чувствует, как Винченцо рядом дрожит от гнева, и говорит, стараясь сохранять спокойствие.

— Это механические жернова, дон Сагуто. Они делают то же, что и работники, растирающие кору в ступке, но быстрее и лучше. — Иньяцио хочет, чтобы этот человек поскорее ушел.

— Объясняйте это глупцам, которым вы собираетесь продавать свой порошок. У машины нет глаз, она все перемелет. Знаете, что? Пожалуйста! Продавайте! Это вас же и погубит, ведь, как только станет понятно, что вы мошенники, никто больше не захочет покупать эту дрянь. — Он сплевывает на пол. — Делайте свое черное дело, вы прекрасно это умеете!

Руки Иньяцио невольно сжимаются в кулаки.

— А вот так с нами не надо, — говорит он ледяным тоном, указывая на дверь. — Убирайтесь!

Сагуто презрительно смеется. Франческо подталкивает его к выходу.

— Идите, идите…

— Не трогай меня, деревенщина! — кричит Сагуто. Поправляет развязавшийся галстук, хочет щегольнуть элегантностью, которой в нем нет.

Взгляд Кармело Сагуто скользит мимо Иньяцио и упирается в Винченцо.