Забыть ли? Лишь полночь — ты тайно,                                                      как дух, К нему на свиданье неслася… И милого друга ласкала, звала На страстное, верное лоно — И, горная роза, ты чудно цвела! А ныне — кто, Клара, сочтет твои стоны? Шесть лет уж промчалось в разлуке ужасной, И сердце разбито, и жизнь отцвела! Могила, могила, для Клары несчастной Могила одною надеждой была! Кто ж это? Иль тени свой мир покидают?.. Как! тот, кого сердце не властно забыть!.. О, нет! так жестоко судьбы не карают… Нет! так не могло б провиденье шутить!.. Ужели, о боже великий? Ужели? Но нет, невозможно!.. Нет, Клара, то сон! Как! — здесь еще… в жизни увидеть Тирреля? Как! — юноша грустный — ужели то он?.. То он!.. Повода, задрожав, покидает И, руки скрестивши, на друга глядит,— Могильная бледность в лице выступает, Уста ее сжаты, — и долго молчит… И спишь ты, прекрасная, в ранней могиле! Безвременно бури сошлись над тобой… Безжалостно люди тебя погубили… Да будет же сладок твой вечный покой! А друг?.. Его грозное море умчало… Но ты навсегда унесла его рай, — Ты, бедная Клара, безумная Клара, Злосчастная Клара Моврай! <1839>

ИЗВЕСТИЕ{40}

Мне говорят: она, как тень, пуглива, Бежит от юношей, бледнея день за днем; В кругу подруг горда и молчалива Стоит одна с поникнутым челом. Мне говорят: ее живые взоры Кого-то часто ждут, потопленные в даль; Что на устах порой молитвы и укоры, А на челе младом забота и печаль; С улыбкой грустною, качая головою, Ревниво стон прекрасная таит, — Иль, подпершись задумчиво рукою, На дальний путь сквозь слез она глядит… Мне говорят: во мраке полуночи Какой-то вопль слетает с ложа сна, И долго, долго плачут очи, Рыдает бедная она; Разбросив локоны, сдавив чело рукою, Так бледная сидит, недвижима, как тень,— И все для ней равно: лад жаркой головою Луна ль блестит, иль светит новый день.