— Не знаю, ничего не знаю. Я очень боюсь человеку боль причинить своим уходом. Я же летом об этом думала, но так и не решилась. Понимаешь, то мы с ним как кошка с собакой, а то в нем что-то такое просыпается… Даже не знаю, как сказать. Он такой милый становится, такой открытый. Рассказывает о своем детстве, об отце. Спрашивает, как у меня дела на работе, даже подбадривает иногда. И лицо как у мальчишки в этот момент. Ты бы видел, как он про свою рыбалку говорит! А как он за меня один раз в метро заступился, когда ко мне какой-то пьяница докопался! И представь себе картинку, он идет ко мне, чтобы я ему посочувствовала, поговорила с ним, а я беру и говорю: «Извини, дорогой, я ухожу, потому что больше не люблю тебя». Это же предательство чистой воды!

— Ну, я бы не стал так драматизировать. Судя по тому, что ты мне рассказала, он не сильно в тебе нуждается, скорее, привык к твоему существованию. А что, я бы тоже привык: тебе готовят, стирают, гладят, сопли вытирают да еще и в сторону смотрят, когда ты налево ходишь. Поди плохо! Только твой-то интерес здесь в чем? Прости, при всем желании разглядеть не могу.

— Да, сейчас мне тоже кажется, что никакого интереса для меня в этом нет. А вернусь домой, и все начнется опять. Это не жизнь, а болото какое-то. И оно меня затянуло по самую макушку.

— Ладно, что с тобой об этом говорить. Все равно, пока сама до всего этого не дойдешь, ни на что не решишься. Только кажется мне, что недолго ты еще в своем болоте просидишь. А теперь давай о чем-нибудь приятном поговорим. Например, когда ты, поганка бледная, в лес выберешься, а?

Встреча прошла на ура. Алька рассказывал нескончаемые байки про компьютеры и начинающих пользователей, Сорока в ответ потчевала его своими редакционными розыгрышами и музыкальными сплетнями. Где-то около девяти вечера на пейджер Сороки пришло сообщение от Олега о том, что ночевать он не придет, поскольку завис на очередном дне рождения. У них с Алькой как раз закончилось пиво и встал вопрос: идти еще за пивом и пьянствовать дальше или провожать Сороку до метро? Захмелевшая Ксения махнула рукой и сказала:

— Муж где-то гуляет, а чем я хуже? Идем за пивом. Вечер продолжался.

Когда где-то во втором часу ночи Алька начал стелить постели — Сороке на кровати, а себе на раскладушке, — Ксения уже изрядно набралась. Она смотрела на гибкую фигуру Григория, которую не портил даже намечающийся животик — беда всех любителей пива и программистов, и думала про себя: а почему бы и нет? Она встала, слегка покачнулась, но удержалась на ногах, подошла к Альке и обняла его за плечи.

— Мать, ты чего?

— Ничего, — промурлыкала Сорока, потершись щекой о его спину.

— Мать, кончай дурить, не смешно ей-богу!

— Почему дурить? Мне хорошо, а может быть еще лучше…

— Нет, так не пойдет. Прости, дорогая, но когда я сплю с женщиной в первый раз, она должна быть трезвой, чтобы впоследствии не возникало никаких вопросов. Кроме того, я не хочу быть тебе палочкой-выручалочкой, пока ты будешь разбираться со своим мужем. Так что извини, но нет!

— Но почему? Я что, уродина какая-нибудь?

— Кончай ерунду городить. Я не хочу, чтобы завтра тебе было стыдно за то, что ты сегодня могла бы натворить. Кроме того, для этого я тебя слишком уважаю, хотя и сам не знаю за что. И вообще, ты что, не знаешь, почему я Альдебаран? Потому что родился под знаком Овна, а мы ребята упертые. Как скажем, так и будет. Так что решено — нет.

И Алька уложил Сороку на кровать, укрыл одеялом, а сам выключил свет и растянулся на раскладушке. «Ну и подумаешь, не очень-то и хотелось», — хмыкнула про себя Сорока и отключилась.

Наутро, проснувшись и вспомнив, где она находится и что происходило вчера, у Сороки было одно-единственное желание — бежать со стыда куда подальше. Умница Алька быстро разъяснил ей, что ничего криминального в том, что Сороке спьяну захотелось чего-то большего, не видит, и вообще он никогда не запоминает, что говорят ему подвыпившие женщины. Так что ничего страшного не произошло, и пусть Ксюха побыстрее выкинет это все из головы. Легко сказать, «выкинь из головы»! Щеки Ксении еще долго пылали предательским огнем, но Григорий уже перешел на другую тему, и Сорока убедилась, что Алька воспринимает это действительно как всего лишь забавный эпизод в их отношениях, не больше.

После встречи с Алькой она еще долго приглядывалась к Барсу, прислушивалась к себе, словно спрашивала, любит ли она его? А он ее? Безапелляционное заявление Гриши, что ей здесь больше делать нечего, не давало ей покоя. Недели через две она плюнула на это занятие и стала жить как раньше, не беспокоясь излишне по поводу своих взаимоотношений с мужем.

Вслед за зимними вьюгами и апрельскими оттепелями в город пришла стандартная московская весна. Честно говоря, Сорока за всеми своими делами прозевала ее появление и спохватилась только тогда, когда повсюду зацвели маленькие солнышки мать-и-мачехи, а она сама обнаружила, что щеголяет по улице не в дубленке и даже не в кожаной куртке, а в легкомысленной ветровке и кроссовках. Наступила пора весенних туристических слетов, и Барс, конечно, каждые выходные удирал в лес. Когда Сорока спрашивала его, хочет ли он, чтобы она пошла вместе с ним, Олег говорил, что необходимости в этом нет, поскольку он стоит со своей старой компанией, занимаются они исключительно тем, что пьют водку и поют непристойные песни, и Сороке вместе с ними будет откровенно скучно. Ксения каждый раз пристально смотрела на него, а потом, согласно кивнув, оставалась дома. В последнее время ее мучил хронический бронхит, и она уговаривала себя, что ей действительно лучше посидеть в тепле, да и белье надо постирать, и в дипломе один раздел надо бы переделать… Вот и в эти выходные она осталась одна: Барс улизнул в лес уже в пятницу вечером, когда она была на презентации очередной группы, и Сорока осталась предоставлена сама себе. Она уже предвкушала, как приготовит себе блинчики с вареньем и посмотрит любимый субботний сериал, как вдруг раздалась трель телефона. Звонила Катерина — Аляска.

— Привет, ты почему еще дома?

— То есть?

— Мы с Пухом уже сидим на рюкзаках, осталось только «вибрамы» надеть, и вперед. Ты что, не в курсе, что в лесу сегодня шикарный концерт намечается? Даже эти, которые жутко заумные, ну которые хором поют, помнишь? Вот, даже они приедут. А еще трио со скрипкой и флейтой, и парочка бардов… В общем, всех не перечислишь. Да я и сама толком не все знаю.

— Да, в лесу сегодня здорово будет, — мечтательно протянула Сорока.

— Ну так какие проблемы? Собирайся, и поехали с нами! Тебе что, собираться долго?

— Да нет, минут двадцать от силы, ну двадцать пять.

— Значит, решено, на Рижском вокзале, у касс, через полтора часа. Идет?

— Хорошо. Что-нибудь с собой взять?

— Кроме себя, любимой, — ничего. У нас с Пухом в этот раз провизии на взвод хватит.

— Ой, у Пуха же день рождения! Как же я могла забыть! Надо что-нибудь подарить.