Однако юных руководителей больше всего беспокоило психическое состояние детей: ощущение новизны труда давным-давно прошло, и дети обнаружили, что по большей части работа является тупой и монотонной. Незрелый детский разум с огромным трудом представлял жизнь как нечто строгое и упорядоченное, при этом отсутствовало мотивирующее присутствие родных, поэтому дети не понимали значение своей работы. Без духовной поддержки тяжелая, однообразная работа совершенно естественно превращалась в изощренное истязание. Когда юные руководители посетили электростанцию, один мальчик красочно описал свое эмоциональное состояние:

– Смотрите, вот мы должны сидеть весь день в центре управления и таращиться на все эти цифры и стрелки, лишь изредка что-то подправляя, когда показатели выходят за границы нормы. У меня не осталось никаких чувств к своей работе. Я словно стал частью огромной машины. Какой в этом смысл?

* * *

Возвращаясь на самолете обратно в Пекин, руководители, погруженные в свои мысли, смотрели на проплывающие внизу горы.

– Не знаю, как долго мы сможем выдержать, – пробормотал Хуахуа.

– Жизнь никогда не бывает простой, – заметила Сяомэн. – Жизненные представления у детей по-прежнему на уровне начальной школы. Но рано или поздно они до всего дойдут.

– Лично я настроен скептически, – покачал головой Хуахуа. – Возможно, образ жизни взрослых, перенесенный на нас, окажется неработоспособным. Взрослые думали о детях со своего уровня, но они не понимали, что дети другие.

– Другого пути нет, – сказала Сяомэн. – Вспомните глутамат натрия и соль. Цена этого – напряженная работа.

Тот важный урок, преподанный в конце Обыкновенной эпохи, сделал глутамат натрия и соль символом фундаментальных основ экономики.

– Напряженная работа – это еще не обязательно работа, доставляющая боль, работа без надежды, не приносящая радости. Дети должны работать как дети. Очкарик был прав. Мы еще не открыли основополагающие законы мира детей.

Они повернулись к Очкарику. Тот в ходе инспекционной поездки почти ничего не говорил, но молча наблюдал. Очкарик никогда не выступал с публичными речами, и, когда в одной крупной компании, куда приехали юные руководители, его стали настойчиво просить выступить с обращением, он бесстрастно произнес:

– Мое дело не говорить, а думать.

С тех пор эти слова стали крылатой фразой. И вот сейчас Очкарик вел себя так, как обычно: сидел с чашкой кофе в руке, молча глядя в иллюминатор на облака и землю внизу, быть может, наслаждаясь видом, быть может, погруженный в мысли.

– Эй, профессор! – окликнул его Хуахуа. – Ты должен высказать свое мнение.

– На самом деле это не настоящий мир детей, – сказал Очкарик.

Хуахуа и Сяомэн озадаченно уставились на него.

– Вы только подумайте, какие огромные перемены принесла человечеству вспышка сверхновой, – продолжал Очкарик. – В одночасье во всем мире остались только одни дети. И это повлекло за собой другие грандиозные перемены. Вот пример навскидку: в нынешнем обществе нет семьи. В прошлом одно только это обстоятельство изменило бы кардинально саму структуру общества. Сверхновая показала, что в мире детей огромное количество аспектов, о которых мы даже не подозревали. Но сейчас? По сути дела, по сравнению с миром взрослых никаких фундаментальных перемен не произошло. Общество движется по той же самой колее. Вы не находите это странным?

– А как, по-твоему, всё должно быть? – спросила Сяомэн.

– Не знаю, – печально покачал головой Очкарик. – Я просто уверен, что должен быть какой-то другой путь. Вероятно, сейчас мы имеем дело лишь с последствиями инерции, доставшейся от мира взрослых. И где-то в глубине что-то накапливается, зреет; просто это до сих пор никак не проявилось. Возможно, настоящий мир детей еще даже не начался.

– Ты хочешь сказать, мы направляемся к новому «Подвешенному состоянию»?

– Не знаю, – снова покачал головой Очкарик.

Хуахуа встал.

– Хватит! Мы и так достаточно ломали голову над этим в последние дни. Давайте займемся чем-нибудь другим. Как насчет того, чтобы сходить в кабину и посмотреть, как пилоты управляют самолетом?

– Зачем напрасно беспокоить людей! – возразила Сяомэн.

Но Хуахуа настоял на своем. Во время долгих перелетов в ходе инспекционной поездки он частенько заглядывал в кабину и подружился с пилотами-детьми. Сначала Хуахуа только задавал вопросы, но затем начал приставать к пилотам, чтобы те позволили ему поуправлять самолетом. Пилоты упорно отказывались, ссылаясь на то, что у него нет лицензии, однако на этот раз Хуахуа поднял такой шум, что командир корабля уступил. Однако как только Хуахуа взял штурвал в свои руки, огромный И-20 стал вилять вверх и вниз, словно вагон на «американских горках», и Хуахуа вынужден был вернуть управление пилотам.

– Ну почему мы не можем просто поменяться работой? – спросил Хуахуа.

– Я ни за что не соглашусь меняться, – улыбнувшись, покачал головой командир корабля. – Управлять страной значительно труднее, чем управлять самолетом. А у нас сейчас большие неприятности.

* * *

И действительно, в это самое мгновение на земле в десяти тысячах метров под ними накопление, о котором говорил Очкарик, достигло критической массы, и всем предстояло оценить в полной мере последствия этого.

По мнению историков, дети-руководители нашли просто гениальное решение, воспользовавшись «Цифровым пространством» и квантовым компьютером, что позволило ограничить «Подвешенное состояние» в начале Эпохи сверхновой шестью часами, и многочисленные позднейшие исследования, в том числе и математическое моделирование, подтвердили, что если бы ситуация не была так быстро взята под контроль, в стране произошли бы необратимые перемены, которые привели бы к полному коллапсу.

Но время шло, последствия этого решения сказывались все сильнее. Впервые в истории человечество воспользовалось компьютерами и Интернетом для того, чтобы объединить общество. В каком-то смысле в тот момент все дети в стране собрались в одном большом классе. И это стало возможным благодаря не только квантовым вычислениям и «Цифровому пространству», но, что гораздо важнее, относительно простой структуре детского общества. В более сложном мире взрослых было бы крайне сложно собрать в Сети все общество.

Непродолжительный опыт «Подвешенного состояния» обусловил то, что на детей произвели глубокое впечатление «Цифровое пространство» и квантовый компьютер, избавившие их от страха и одиночества, и зависимость от Сети сохранялась. В период Инерции единственной отдушиной в изнурительной работе стала для детей Сеть, куда можно было бежать от реальности, и весь свой короткий досуг они проводили в Интернете. Поскольку страна опиралась на структуру «Цифрового пространства», работа и учеба детей также по большей части была связана с Сетью, и таким образом Сеть стала для них второй реальностью, виртуальной реальностью, в которой они были гораздо счастливее, чем в реальном мире.