* * *

Фура все еще ехала по Нижегородской области, когда они решили свернуть в сторону Мордовии. Двигались осторожно, чтобы не привлекать внимания. Соблюдали скоростной режим. Если их тормозила полиция, водитель вместе с документами протягивал полицейскому пятитысячную купюру. Правда, это произошло всего два раза. Фура не останавливалась ни на минуту, они сторонились оживленных трасс, но все же не могли совсем избежать городов, развязок, любопытных глаз из проезжавших мимо машин, разглядывавших необычный кузов и тонированную кабину.

Водителей было двое, причем каждые сутки на смену заступала новая пара. Врачи внутри кабины этого не знали, у них была своя работа и все необходимое внутри, что позволяло им не выходить наружу хоть неделю. Связь с водителями держали через динамик, вмонтированный в стену у рабочего стола. Мобильники у них забрали, к интернету доступа не было. По контракту от них требовалось сосредоточиться на работе, что они и делали. Деньги им заплатили такие, за которые вполне можно было сидеть несколько месяцев без телефона, интернета и безвылазно работать, работать и работать. Позвонить они могли только водителю черного фургона, незаметно сопровождающего их в поездке. Этот фургон помогал вывозить детей, он же доставлял еду и нужные медикаменты, которые не предусмотрели раньше. Правда, последний раз фургон не вышел на связь, поэтому пришлось выгрузить девочку самим, но все обошлось, их не заметили. Позже оказалось, что у фургона спустило колесо в глухом месте, где не было связи. Чтобы такого больше не повторялось, решили держаться неподалеку от основных трасс и поближе к городам и деревням. Когда проходили сутки, следующая смена водителей уже ждала в оговоренном месте. Они менялись молча, точно так, как условливались с заказчиком, принимали документы. Несколько раз в день фура останавливалась на заправках, и, пока огромный бак накачивался бензином, водители по очереди бегали в туалет и покупали в кафе чай и еду. Задерживаться на заправках дольше чем на пятнадцать минут было запрещено, за каждую минуту обоим уменьшали оплату на пять тысяч, а этого никому не хотелось. Останавливаться можно было на дороге, но не больше чем на минуту — чтобы поменяться местами. Водителям было запрещено заводить беседу и называть друг другу свои имена. Все они воспринимали это спокойно, а смен было уже порядочно — фура колесила по Ленобласти, потом ехала по направлению к Москве и, не доезжая, свернула на восток. Сказано — исполнено. Водители лишь обменивались короткими фразами: «сейчас ливанет, скорость сбрось», «бензак на нуле», «орехи будешь?», «через час нас ждут на заброшенной ППС у Калиновки».

Если в водительской кабине атмосфера была расслабленной, то в фургоне она накалялась с каждым днем.

— Кого они нам скинули? Тут ничего нет, самые обычные!

— Может, будут еще?

— Они бы сообщили! Черт!

Фура была забита медицинским оборудованием, представляя собой мечту любой больницы. Новые аппараты сияли. Микроскопы и электронные карабины для анализов тесно стояли на рабочем столе. В дальнем углу на составленных вплотную кушетках спали пятеро молодых людей — двое юношей и три девушки. Все они были подключены к пикающим аппаратам, изо рта тянулись кислородные трубки.

— Зачем все это оборудование, если нужен только анализ крови! Зачем вообще их забрали?! — нервно спросила женщина.

— Ну они же не знали. Нам заплатили за то, чтобы выяснить, какие исследования нужны, — спокойно отвечал мужчина.

— Черт, столько возни! Могли бы просто в школе взять кровь под видом анализа!

— Хватит уже, а? Каждый день одно и то же!

— Какого мы сюда влезли? Нас посадят!

Эти разговоры начинались и заканчивались одинаково — медики успокаивали друг друга и снова запрашивали заказчика, что им следует делать. И пока на той стороне канала связи безмолвствовали, они продолжали брать кровь, следить за состоянием пациентов, оставлять проверенных на трассе. Чем дальше, тем больше они убеждались: это не те дети, что им нужны. И тем тяжелее становилось выносить молчание нанимателей.

— А что, если они совсем исчезли?

— Вряд ли. Если мы двигаемся и водители меняются, значит, они получают инструкции.

— Тогда почему молчат?

На этот вопрос ответа не было. Они боялись, что заказчики так и не объявятся и виновными назначат их. Справедливости ради надо сказать, они не знали, на что шли, когда подписывали контракт. Им сказали, что нужно будет сделать полную проверку организма у нескольких подростков. Им не сообщили, что подростков привезут в ночи и без сознания. Им не сказали, что во время исследований придется держать испытуемых в состоянии сна. Им не сказали, что тех, кто не подойдет под заданные требования, будет забирать и увозить следовавший за ними фургон. Но им в голову не приходило попросить водителей остановиться близ какого-нибудь города и просто уйти. Они отлично помнили тех людей, с которыми подписывали договор и которые привезли их на заброшенную заправку под Кировском и завели в нашпигованный техникой прицеп.

Но, как часто бывает, когда они в момент наивысшего отчаяния решились попросить остановить машину около города, с той стороны ответили.

Когда развозили второй обед, Мира проснулась от запаха. Нина спала на своем кресле у прохода, закрывшись пледом до носа. Их соседка у окна тоже спала, и Мире не хотелось будить их обеих, поэтому она откинулась на кресле и натянула плед. Но когда тележка с едой доехала до их ряда, еще сильнее запахло печеным тестом — давали булочки или пиццу, и желудок Миры мгновенно отреагировал голодным бурчанием. Поэтому она откинула столик, протянула руку и приняла от стюардессы горячий бумажный пакет, и еще попросила воды и апельсинового сока. В упаковке оказалась закрытая пицца, кальцоне. Мира, обжигаясь, оторвала уголок и подула в раскаленное нутро, а обратно ее обдало горячим воздухом. Она дула в кальцоне, пока не закружилась голова.

Длиной кальцоне оказался с локоть, и, утолив первый нервный голод, Мира смаковала его. Было неприлично вкусно, и Мира втягивала запах и жмурилась от удовольствия. Обычно еда не интересовала ее, она была безразлична к вкусностям и не любила сладкое. Вкусовые взрывы, как она их называла, случались с ней всего несколько раз за жизнь. Один — когда она впервые попробовала трдельник[17] с мороженым в Венгрии. Второй — блинчик с бананами с передвижной кухни на Самуи. Третий — сейчас, в самолете.

Она доела кальцоне, выпила воду и сок и стала старательно складывать стаканчики и мусор в бумажную упаковку с темными масляными пятнами. Следом отправились не пригодившиеся шуршащие упаковочки с приборами. Мира смахнула крошки со столика, прижала его к спинке переднего кресла и повернула задвижку. Она запихивала мусор в карман кресла, одновременно запихивая в глубины памяти папины оладушки. Он не умел готовить ничего, кроме яичницы и оладий, и однажды, когда мама была в командировке, они неделю питались только ими. Мире нравилось. Папа исчез через месяц. Мире удалось запихнуть пакет с мусором в карман, но перестать думать об отце не получилось.