– И помогает?

– Еще как!

– Хм… Надо и себе будет… А как молиться-то? Ну… что именно говорить? А то я, если честно, только «Отче наш», а остальное с пятого на десятое. Научишь?

– Да я что? Сам еще недавно такой же был. У вас, я видел, церковь есть, прямо в управе?

– Ну да, часовня, Ходим туда.

– Вот, значит, и священник есть. К нему и подойди, он научит. Рад будет помочь, я так думаю.

– Спасибо, брат. Мне теперь в койке поваляться точно придется, вот и займусь. Просвещаться буду.

– Это правильно. И на ноги, кстати, быстрей встанешь.

– Проверим! Ты – дальше?

– Ну, если тут ты сам справишься, то да.

– Я-то справлюсь, сейчас наших по рации высвистаю, заберут. А ты как один?

– А я не один! – Алексей, встав на ноги, поудобней перевесил перезаряженный дробовик и кивнул куда-то вверх: – Я никогда не один!

– А-а-а… Ну, то есть понял! – широко улыбнувшись, спецназер отсалютовал Леше вздернутым кулаком правой руки: – Удачи, брат!

– С Богом! – Алексей зашагал к видневшейся дальше за углом двери явно не парадного вида.

Глупо бы было ожидать, что дверь, которой тем более пользовались явно не так уж часто, будет гостеприимно открыта. Так и оказалось. Облом, стоивший Алексею еще нескольких минут. Тратить на вываливание замка заряд серебра было бы полной дурью, поэтому пришлось перезаряжаться на обычный патрон, снаряженный свинцовой пулей двенадцатого калибра. Против такого аргумента личинка замка, вынесенная первым же выстрелом, не устояла, и Алексей вступил сперва в захламленную какой-то рухлядью прихожую, а затем и на лестницу, ведущую наверх. Как он и предполагал, предназначалась она явно не для «чистой публики». Оно и понятно – кто-то же должен был в этих трехэтажных хоромах убирать, делать мелкие ремонты, менять перегоревшие лампочки, в конце концов. И при этом – не оскорблять своим видом «господ», не мешать им жить своей возвышенной жизнью существ, прислугу и прочую «чернь» вовсе не замечающих.

Поднявшись на этаж выше, Алексей распахнул дверь, выходившую в «покои», и с громадным удовольствием понял, что из «гостей» в доме он далеко не один. Гуляли весело, гуляли хорошо – с истинным спецназовским размахом. Ухо ласкал грохот переворачиваемой мебели и мелодичный звон отправившихся в свой последний полет предметов из стекла и прочих легкобьющихся материалов. Там и сям слышались одиночные выстрелы, а общим звуковым фоном служил отборный мат, на котором отдавались команды, а также комментировались передвижения и действия – как своих боевых товарищей, так и противника. Судя по тарараму, охраны в особняке оказалось куда больше, чем ожидали, и сейчас она оказывала очень даже ожесточенное сопротивление. Похоже, что и братья, с которыми он шел к дому, тоже завязли где-то в этой каше. Раз так – будем действовать в одиночку и по обстоятельствам. Что-то подсказывало Алексею, что основные действующие лица или лицо, с целью близкого знакомства с которым они сюда и явились, в развернувшейся на нижних этажах заварушке личного участия не принимает. Было б по-другому, то картина и выглядела и звучала бы иначе. Раз вместо голосов священников слышна ругань спецназовцев, то дело они имеют с людьми. А главный враг – где-то в другом месте.

По классике жанра вопрос стоял – внизу или вверху? С одной стороны, многие чернокнижники предпочитают обустраивать свои логова как раз в подвалах, а в этой домине подземная часть должна быть – ого-го. Но то ли чутье, то ли интуиция, подсказывали – не тот случай. Вот просто было нечто, совершенно неуловимо, на пределе чувствительности тянувшее откуда-то сверху, подобно легчайшему сквозняку или запаху. Алексей, притворив дверь, двинулся по лестнице еще выше.

Увы, дверь, выходящая на третий этаж, оказалась заперта. Прикинув на глазок, что прочности в этой изящного вида конструкции, сработанной из какого-то светлого дерева, будет куда поменьше, чем в той, с которой пришлось воевать внизу, Алексей решил от стрельбы пока воздержаться. Лестничная площадка тут имелась крохотная, настоящего разбега взять было негде, но… свой немелкий вес, плюс бронежилет, плюс большое желание… С третьего пинка косяк хрупнул и дверь, визгливо возмутясь совершенным над ней варварским надругательством, открылась. Перед Алексеем предстала широкая галерея, с правой стороны которой тянулись двери комнат, а левая, ограниченная перилами, обрывалась в пустоту. Такая же точно галерея шла и налево от двери, образовывая вместе с первой эдакую перевернутую букву «Г». Обе оконечности «буквы» заканчивались огромными витражными окнами в торце и ведущими на второй этаж лестницами. Что характерно, здесь было тихо и пусто, хотя, по логике вещей, лучшей стрелковой позиции, чтобы поливать огнем прорвавшихся на второй этаж, и придумать было нельзя. Похоже, что держащие сейчас оборону внизу имели четкий приказ – любой ценой не пускать «захватчиков» именно сюда.

Пришли, похоже. Однако куда дальше? Роскошные двери на обоих галереях были совершенно одинаковы. (Нет, Леха, ты серьезно думал, что на одной из них будет табличка: «Кабинет главной ведьмы. Часы приема…»?!). Неизвестно, сколько Алексей простоял бы, высунувшись из взломанной двери черного хода и напоминая пресловутого буриданова осла, как муками выбора, так и выражением физиономии, но этот самый выбор ему облегчили.

Дверь распахнулась в самом конце левой галереи. Из нее вышли двое – женщина и мужчина. Оба одетые в черное, он в строгий костюм, она – в длинное платье, облегающее фигуру, как вторая кожа. Глядя на мужика, Леша поскучнел моментально. Лысую, как бильярдный шар, башку «украшали» переломанный явно не единожды нос, сплюснутые в жеваные блины уши и надбровные дуги, достойные питекантропа. Пиджак, похоже, должен был вот-вот лопнуть и разойтись по швам на мощном торсе, даже через ткань бугрившемся перекачанными мышцами. Мало того – с левой стороны пиджак этот очень нехорошо выпирал, выдавая наличие под мышкой достаточно крупного предмета. «Автомат у него там, что ли!?»

Женщина… Хоть убейте, Алексей не смог бы определить ее внешность однозначно. Завораживающей она была? Или отталкивающей? Скорее всего, подошли бы оба определения. Холодная, холеная красота нереально правильных черт лица – и неизгладимо лежащая на этих чертах печать чего-то неимоверно порочного, извращенного и злого. Сколько ей было лет, Алексей не взялся бы угадывать даже, пожалуй, под страхом смерти. И дело даже не в чудесах современной пластики и косметологии. По стройной фигуре можно было дать и лет двадцать, ну а лицо… Вместо лица была маска, но маска странным образом живая, меняющаяся. Глаза… Вот в глаза ей Алексей очень старался не смотреть. Все имеющееся у него чутье прямо-таки криком кричало, что делать этого нельзя ни в коем случае.

Его заметили. Увидели, учуяли – какая разница? Ведьма – а в том, что это была именно она, ни малейших сомнений уже не оставалось – сделала шаг назад и, обхватив обеими руками голову своего спутника, что-то коротко и быстро прошептала ему в затылок. От раздавшегося немедленно вслед за этим рева, казалось, вздрогнули стены и пошел волнами паркет. Мордоворот ринулся в атаку с боевым кличем предков-питекантропов, от которого мамонты падали на лохматые попы. Самое неприятное, что из-под полы он при этом выдернул совсем не каменный топор. «Твою ж маму – “стечкин”! – это Алексей сокрушался, уже вываливаясь обратно на лестницу черного хода.