– Нам надо проехать.

– Туда нельзя, – последовал ответ. – Продолжайте движение. Вперед.

– Но мы из съемочной группы, – возразил я.

Он скептически оглядел пассажиров, сидящую в машине пару с двумя детьми, которые едва научились ходить, и собака в придачу.

– Сказано: двигай! – огрызнулся он.

– Но наш пес снимается в фильме, – не унимался я.

Тут он посмотрел на меня с искренним уважением.

– Так у вас собака? – спросил он. Собака значилась в списке.

– Да, у меня собака, – сказал я. – Пес Марли.

– В роли себя самого, – вставила Дженни. Полицейский повернулся и торжественно подал сигнал свистком.

– У него собака, – крикнул он полицейскому, стоявшему на полквартала впереди. – Пес Марли!

И тот крикнул еще кому-то: «У него собака! Пес Марли прибыл!»

– Пропустить! – крикнул издали третий полицейский.

– Пропустить! – отозвался второй.

Полицейский подошел к заграждению, показывая, что мы можем проехать.

– Вот сюда, – вежливо указал он. Я чувствовал себя королем. Когда мы проезжали мимо, он повторил, словно не мог в это поверить: «У него собака».

На автостоянке возле отеля полным ходом шла подготовка съемочной группы. По тротуару протянулись провода, стояли штативы камер, повсюду мелькали микрофоны. На лесах были установлены прожекторы. На вешалках в трейлерах висели костюмы. Для съемочной группы и артистов в тени были накрыты два стола с закусками и напитками. Вокруг, с важным видом, суетились люди в темных очках. Режиссер Боб Госс поздоровался с нами и вкратце рассказал о снимаемом эпизоде. Минивэн останавливается на обочине, хозяйка Марли, которую играла актриса Лиза Харрис, сидит за рулем. Ее дочь Даниель – на эту роль взяли миловидную девушку из местной школы актерского мастерства, и сын, также подающий надежды актер лет восьми, сидят на заднем сиденье со своим домашним любимцем, то есть с Марли. Дочка открывает дверь машины и выпрыгивает, ее брат следует за ней, держа Марли на поводке. Они проходят мимо камеры. Конец сцены.

– Все довольно просто, – сказал я режиссеру. – Надеюсь, он справится с этим и проблем не будет.

Я отвел Марли в сторону, дожидаясь команды режиссера посадить его в машину.

– Итак, ребята, слушайте сюда, – сказал Госс, обращаясь к съемочной группе. – Пес немного необычный, понятно? Но пока он не выполнит свою задачу как надо, будем делать дубли.

Он объяснил свое понимание этой сцены: Марли – типичная семейная собака, и цель оператора – снять поведение типичной семейной собаки на типичном семейном пикнике. Здесь не требовалось никакой игры или наставлений, только киношная правдивость.

– Просто дайте псу расслабиться, – сказал он, – и постоянно работайте с ним.

Когда все были готовы начать съемку, я посадил Марли в фургон и передал нейлоновый поводок мальчику, который, видимо, побаивался собаку.

– Он очень дружелюбный, – успокоил я его, – просто ему хочется облизать тебя, видишь? – Чтобы продемонстрировать это, я сунул свою кисть в пасть Марли.

Дубль первый. Минивэн останавливается на обочине. В то мгновение, когда дочь открывает дверь, огромный ком палевой шерсти вылетает из машины, как ядро из пушки, и проносится перед камерами, а сзади развевается красный поводок.

– Стоп!

Я побежал за Марли на автостоянку и притащил его обратно.

– Так, попробуем еще раз, – объявил Госс. Наклонившись к мальчику, он сказал: – Собака довольно дикая. Постарайся на этот раз держать поводок покрепче.

Дубль два. Минивэн останавливается. Дверь открывается. Дочь не успела выйти, а Марли высунул голову и перепрыгнул через нее, на сей раз прихватив с собой бледного от страха мальчика с побелевшими пальцами.

– Стоп!

Дубль три. Минивэн останавливается. Дверь открывается. Выходит дочь. Затем, держа поводок, вылезает мальчик. Он отходит от машины, поводок натягивается, но собаки не видно. Мальчик начинает изо всех сил дергать поводок. Ничего не происходит. Тикают длинные, впустую потраченные секунды. Мальчик корчит рожицу и поворачивается на камеру.

– Стоп!

Я заглянул в минивэн и увидел, как изогнувшийся Марли вылизывает себя там, где не подобает это делать ни одному мужчине. Он поднял голову и вопросительно посмотрел на меня: «Ты что, не видишь, я занят?»

Дубль четыре. Я сажаю Марли на заднее сиденье минивэна вместе с мальчиком и закрываю дверь. Прежде чем крикнуть: «Мотор!», Госс объявляет перерыв на несколько минут, чтобы посовещаться с помощниками. В конце концов сцену начинают снимать. Минивэн останавливается. Дверь открывается. Выходит дочь. Затем появляется мальчик, но со странным выражением лица. Он смотрит прямо в камеру, протягивая свою руку, в которой зажата половина обслюнявленного и перегрызенного поводка.

– Стоп! Стоп! Стоп!

Мальчик рассказал, что, пока он сидел в машине в ожидании команды, Марли начал грызть поводок. Съемочная группа и актеры недоверчиво смотрели на изгрызенный поводок, на их лицах появилось выражение почтительного трепета и ужаса, словно они только что стали свидетелями какого-то загадочного природного явления. А вот я почти не удивился. Марли отправил в мусор столько поводков и веревок, что я потерял им счет. Ему даже удалось перегрызть прорезиненный стальной кабель, в рекламной брошюре которого говорилось, что он «используется авиакомпаниями для буксировки самолетов». Вскоре после рождения Конора Дженни принесла домой новый ошейник для перевозки собак, который позволял цеплять Марли к ремню безопасности в машине, чтобы пресечь его поползновения прогуляться по движущемуся автомобилю. Марли хватило девяноста секунд, чтобы перегрызть не только сам ошейник, но и ремень безопасности нового авто.

– О’кей, давайте сделаем перерыв, – крикнул Госс. Повернувшись ко мне, он спросил на удивление спокойным голосом:

– Сколько времени нам потребуется, чтобы найти новый поводок?

Я представлял, во сколько режиссеру обходится каждая минута простоя, пока актеры и съемочная группа сидят без дела.

– Отсюда метров восемьсот до зоомагазина, – сказал я. – Вернусь через пятнадцать минут.

– И на этот раз принесите что-нибудь покрепче, что он не сможет перегрызть, – добавил режиссер.

Я вернулся с громоздкой цепью, своим видом она напоминала те, что используют дрессировщики львов, и съемки возобновились – один неудачный дубль за другим. Каждый новый дубль был хуже предыдущего. В какой-то момент Даниель, игравшая роль девочки-подростка, пронзительно крикнула от отчаяния и воскликнула с неподдельным ужасом:

– О господи! Он выставил свою штуку!

– Стоп!

В другой сцене Марли настолько громко пыхтел у ног Даниель, когда она звонила своему приятелю, что инженер звукозаписи с отвращением снял наушники и вслух пожаловался: