Он приподнял брови:

– Хорошо. Я оставлю все приготовления на ваше усмотрение.

Она кивнула, не совсем веря в то, что все это происходит на самом деле:

– Что еще?

Его взгляд из-под тяжелых век задержался на ней:

– Вы родите мне наследника.

Ей показалось, что из ее легких вышел весь воздух, но она смогла ответить:

– Я постараюсь. – Она всегда надеялась, что у нее будет несколько детей, которые станут так же близки друг с другом, как они с Лили. – Но, если предположить, что я все же смогу зачать, есть вероятность, что у нас будут девочки.

Он на какое-то время уставился на апельсин в своих руках, но быстро пришел в себя:

– Очевидно, гарантий нет, но мы приложим все усилия.

Фиона, конечно, мало что знала о страсти, но уже успела прийти к выводу, что с Грэем делить брачное ложе ей не будет в тягость.

– У меня нет возражений против этого, – ответила она, – и я рада слышать, что ваши ожидания реалистичны.

Фиона пыталась побороть привкус горечи от этого радостного события. Ей казалось, что они ведут переговоры о деловой сделке, – как и планировалось изначально. Однако где-то по пути между тогда и сейчас ей захотелось большего. Она смело протянула руку и взяла его за запястье:

– Я понимаю, что все случилось очень быстро, но обещаю сделать все возможное, чтобы вы были счастливы.

Он выглядел ошеломленным, как будто даже не рассматривал возможность собственного счастья:

– Не волнуйтесь обо мне. Вы должны защищать свои интересы. Наш поспешный брак вызовет удивление. Вы должны быть готовы к злым сплетням. Люди скажут, что я женюсь на вас из-за ваших денег или чтобы позлить Хелену.

– А это правда? Вы женитесь на мне из-за этого?

По крайней мере, ему хватило воспитания, чтобы изобразить раскаяние:

– Я не буду отрицать, эти обстоятельства сыграли роль. Но не только они.

Она вздрогнула:

– Что же еще, например?

– Как я уже сказал, я испытываю к вам влечение.

У нее покраснели щеки:

– Да, я думаю, с этим все ясно. Но есть ли что-нибудь еще?

Пожимая плечами, он ответил:

– Вы талантливы и добры. Мне приятно ваше общество.

Ну что же. Возможно, это не самое романтичное предложение. На самом деле, она совершенно не была уверена, что это действительно можно было назвать предложением, но это уже что-то, а многие браки строились и на меньшем.

Она вздохнула и убрала руку:

– Есть ли у вас другие условия?

– Да. Вы должны пообещать, что будете честны со мной. Никакого обмана. Никаких секретов.

– Надо полагать, что вы будете соблюдать те же условия? – с вызовом ответила она.

Он три секунды поколебался:

– Я буду честен и откровенен в любых вопросах, связанных с нашим браком.

Фиона прищурила глаза, понимая, что он уклоняется от ответа. Но так как оговорка была ей на руку, она не стала спорить. Правда о родной матери Лили и шантажисте не имела к Грэю никакого отношения. Ну, возможно, какое-то отношение и имела, но чем меньше людей знали об этом, тем лучше. И не было ничего важнее, чем сохранить тайну Лили.

– Хорошо.

– Думаю, нам стоит подождать пару дней, прежде чем объявить о своих намерениях. Я хочу, чтобы вы были уверены, что готовы согласиться на мои условия.

– Мне не нужно время, – возразила она. – Выйти за вас замуж было моей идеей, если вы помните.

– Да. Но теперь вы знаете меня лучше. Вы видели мое загородное поместье и знаете, что мои кладовые почти пусты. Вам известно, что я ненавижу поэзию и сентиментальность и что вместо сердца у меня ледяная глыба. Внимательно рассмотрите все эти факты, и если вы не потеряете желания стать моей женой… то мы так и поступим.

Он подбросил апельсин в воздух и следил за ним глазами, готовясь поймать, но Фиона оказалась быстрее. И получила в награду его внимание.

– Я не передумаю, – сказала она, – но если это позволит вам чувствовать себя спокойнее, мы можем подождать с оглашением.

Она напомнила себе, что Хелена разорвала помолвку и что он, по понятным причинам, не хотел вновь подвергать себя подобному унижению. Несколько дней погоды не сделают. Пока Фиона знает, что сможет вовремя получить доступ к своему приданому, чтобы расплатиться с шантажистом, она спокойна.

Чувствуя удовлетворение, если не сказать ликование, она бросила апельсин в чашу и вновь откинулась на спинку стула:

– Я же говорила, что все будет просто.

Он сдержанно улыбнулся:

– Верно.

Почему все вдруг стало казаться таким неловким, когда они обручились, хотя и тайно? Разве они не должны были обниматься или целоваться, чтобы отпраздновать это событие? Вместо этого вокруг словно похолодало. Домик, который казался таким уютным, когда они сюда зашли, стал выглядеть одиноким и пустым.

Грэй принял напряженную позу и уперся руками в бедра:

– Ну вот. У нас есть, по крайней мере, час до завтрака, и я обещал, что вы сможете закончить свой эскиз. Хотите продолжить?

Значит, вот оно как. Если бы выбор был за ним, их общение осталось бы таким, каким оно было раньше, дружелюбным и холодно-отстраненным, с жесткими границами между ними. Но Фиона уже обнаружила щель в его доспехах, тайный ход в его душу – рисование. И он невольно сыграл ей на руку.

– Да. Я хочу закончить ваш портрет. – Она осмотрела домик. – Разложим одеяло на полу перед камином и поработаем там?

– Вы художник, – сказал он, – а я всего лишь предмет изображения, к вашим услугам. – Он подошел к большой корзине и достал оттуда два пушистых одеяла, как она и просила: – Вот несколько подушек. Надеюсь, вам будет достаточно комфортно работать.

– Я уверена, что будет. – Фиона взяла блокнот для набросков и расположилась на одеялах, в то время как он принял ту же очаровательно-беззаботную и шаловливо-томную позу, что и во время их последнего сеанса. Один только взгляд на него, когда он прилег рядом с ней, заставил ее задержать дыхание. Она потянулась за карандашом, заткнутым за ухо, молясь, чтобы то волшебство, которое ей удалось сотворить своим рисованием, пришло к ним снова.

Она решила начать с его руки – той самой большой, теплой руки, которая держала ее руку, пока они шли сквозь туман утром. Теперь он расслабленно опустил ее перед своим мускулистым торсом. Немного волос торчало из-под рукава рядом с запястьем. Тыльная сторона его руки была на несколько оттенков темнее, чем ее собственная, и вены просвечивали у него под кожей. В отличие от большинства джентльменов, он не носил ни кольца с печаткой, ни перстня с драгоценным камнем, ни любых других украшений. Длинные, сильные пальцы заканчивались короткими ногтями, а три костяшки были красными и поцарапанными, как будто он ободрал их во время работы. Или в драке. Но она не собиралась об этом спрашивать, во всяком случае, не сейчас.