же зажимает рот рукой.

Чёрт!

Отпустив её ногу, немного приподнимаюсь и выглядываю из нашего укрытия. Вроде бы всё тихо, и поблизости никого не видно.

Ложусь обратно на траву.

– Всё в порядке, но вот с щекоткой лучше повременить, – сообщаю Эле.

Она с пониманием кивает и вновь смотрит на небо.

– И всё же я рассчитываю на счастливый финал в нашей истории, – уверенным голосом говорю я после некоторых раздумий.

А почему бы и нет?

Эля и её мама могли бы оставаться здесь и дальше. А через год, после окончания школы, мы бы сбежали с моей Золушкой куда глаза глядят. Да хоть к моей матери. Ведь не выставит же она нас!

Сейчас я остро осознаю, что Эля для меня не просто девчонка, которая понравилась и к которой меня безумно тянет. Она – мой протест! Бунт против отца, сопротивление его постоянному давлению. С ней я готов противостоять и ему, и чёртовому обществу!

Она поворачивает голову и с какой-то грустью смотрит на меня. Наверняка хочет напомнить мне о том, что очень скоро закончится август, и она уедет. Однако это ведь произойдёт ещё не завтра, верно?

– Думаю дальше всё-таки за Горького взяться, – задумчиво говорит Эля вслух, меняя тему. – Всё равно ведь придётся читать… Но я всё же поспорила бы с учителем о том, нужна ли школьникам такая не самая позитивная литература.

Сорвав самую длинную травинку, я начинаю её кончиком водить по щеке девушки. Эля улыбается:

– Ты меня не слушаешь, Демьян.

– Слушаю…

Веду травинкой по её губам и подбородку. Скольжу по шее.

Она права. Я почти её не слушаю. Потому что рядом с ней мои мозги совсем не работают в направлении литературы и чёртовой классики!

Провожу травинкой по её короткой майке, устремляясь к плоскому животику. Эля вырывает её из моих рук и смотрит мне в глаза с притворной строгостью.

– Демьян!.. – укоризненным и предупреждающим тоном.

Знаю-знаю… Иногда я смущаю её слишком сильно, и Эля просила меня вести себя сдержаннее. Вот буквально час назад просила. Но ведь рядом с ней я не могу думать об учёбе! Рядом с ней я могу думать лишь о самой Эле, как бы парадоксально это ни звучало.

– Давай поговорим о Максиме Горьком завтра, ладно? – говорю я шёпотом и пододвигаюсь к Эле максимально близко.

– А о чём тогда будем говорить? – немного покраснев, спрашивает она.

Я качаю головой.

– Сегодня мы больше не будем говорить.

– Не будем, да? – кокетливо хлопая ресницами, придвигается ближе и тоже поворачивается набок.

– Нет…

Я хватаю Элю за затылок и притягиваю её лицо к своему. Губы к губам.

Целую, как и всегда, нетерпеливо. Испытывая привычную дрожь во всём теле и бешеное учащение пульса.

Не знаю, что будет в конце августа или, например, в сентябре, но сейчас я совершенно точно не представляю, как смогу жить без её губ и таких вот поцелуев. И без самой Эли я теперь вряд ли смогу жить.

Наши отношения пока ещё очень осторожные, практически невинные, не переходящие грань дозволенного. Но в своей голове я успел представить всё намного откровеннее и смелее. И мне чертовски понравилось то, что я увидел.

* * *

Я не стал рассказывать Эле об её матери и о своём отце. У меня язык не повернулся.

Их связь, конечно же, неправильная, порочная. Мне кажется, узнав о ней, Эля вряд ли отреагирует спокойно. Возможно, разругается с мамой. А заодно и во мне разочаруется, посчитав, что у нас это семейное – пудрить мозги прислуге.

Моя Золушка всё ещё сдерживает себя в проявлении чувств ко мне. Я понимаю – не хочет привязываться. Но ведь я-то уже привязался! Я уже так чертовски сильно привязался к ней, что готов разорвать пари с братом и выполнить все выставленные им условия, что бы он там ни придумал…

После ужина дожидаюсь Руса возле его комнаты. Он поднимается вместе с Евой и Марком.

– О-о, мелкий! Неужели ты решил присоединиться к нашему скромному обществу? – картинно вскидывает брови Руслан.

– Да пусть катится к своей уборщице! – надменно фыркает Ева. – Демьян, походу, любитель экзотики, верно?

Марк прыскает от смеха, но на меня вообще не смотрит, всё ещё обижаясь за случай с ведром. А я игнорирую обоих «ангелочков» и обращаюсь к брату:

– Вообще-то, я поговорить с тобой хотел. Наедине.

Отступаю от двери, чтобы пропустить его. Рус открывает дверь, Ева и Марк сразу проходят в его комнату и располагаются на полу перед плазмой. К ней подключена пятая Плэйстейшен. Близнецы хватаются за джойстики.

– Видишь? Со мной они почти ручные, – паясничает Рус, оставаясь в коридоре. Закрывает дверь в комнату и лениво опирается на неё. – Прости, ты не приглашён, мелкий. Говори, что тебе нужно.

– Для начала я хочу знать, собираешься ли ты как-то пользоваться информацией, которую узнал от Евы.

Этот вопрос действительно не даёт мне покоя. Каким бы человеком ни был наш отец, сколько бы претензий мы к нему ни накопили, он всё-таки наш отец. И мэр! Портить его репутацию мы не имеем права. Вдруг Руслан хочет слить эту инфу?

– Это ты сейчас об его интрижке с горничной? – с сарказмом уточняет Рус. – Конечно, собираюсь! Наш папаня как огня боится общественного мнения. А Блонди, уж поверь, донесёт до общественности эту сенсационную связь мэра на стороне.

– И чего ты потребовал за своё молчание?

Нет, мне, и правда, интересно.

– Тебя это не касается, мелкий, – хмыкает брат и небрежно отмахивается. – Поверь, с отцом я уж как-нибудь сам разберусь.

Ясно. Ничего мне не скажет.

– Что-то ещё? – выжидающе смотрит на меня.

– Да! Я хочу закончить наше пари прямо сейчас! – выпаливаю я. – Никаких трусиков не будет. Никакой Эли в твоей постели, соответственно, тоже!

– И с чего бы мне соглашаться? – брат скрещивает руки на груди. – Да брось, Дамиан! Это же так скучно – жить