отвернешься — глотку перекусит.

— Постой, постой… — вспомнив о чем-то, потянул Тарасов из кармана пачку бумаг. — Не о нем ли мне в районе рассказывали, разобраться просили? Все жалобы строчит, культурным хозяином себя именует? Ну, конечно, Сартасов! — воскликнул он, заглянув в бумаги. — У него еще сын в ссылке был…

Тарасов, словно спохватившись, осекся. Мужики многозначительно переглянулись. Они, конечно, поняли, что Тарасов говорил об отпущенном из ссылки Федьке. Но их поразила дотошность этого с виду невзрачного горожанина. Видать, собираясь в деревню, он основательно разузнал в районе о всех делах ее жителей, коль даже о Федьке-забулдыге ему все известно до тонкости.

— Видите, — выкладывал тот на стол одну бумагу за другой. — Вот жалоба вашего Сартасова на обложение налогом. Вот на твердое задание. Вот на тебя, председатель, что по злобе притесняешь… Да-а… — шутливо развел он руками, как бы призывая всех в свидетели, — видать грамотный товарищ! Смотрите, почерк-то… С завитушками, как у заправского писаря!

Все потянулись к брошенным на стол бумагам и, взглянув на них, не сговариваясь, повернули головы в сторону Андрея.

Под их удивленным, требующим объяснения взглядом Андрей нерешительно встал, подошел к столу и посмотрел на жалобы. Да так и застыл на месте. Все его односельчане тоже словно остолбенели. Они испытывали сейчас такое чувство, будто сами эти бумаги писали, и, не зная, куда деваться от стыда, не смели глядеть друг другу в глаза.

Тарасов встал. Его и без того глубоко посаженные глаза еще более прищурились, ушли под нависший лоб, превратившись в два темных, колючих острия.

— Так, та-ак! — подойдя вплотную к Андрею, с иронией протянул он. — За деньги оказываете здешним кулакам такие услуги или, может быть, из иде-ейных побуждений? Так сказать, как единомышленник?

— Да нет! — с досадой сказал Захар, не зная, как заступиться за своего помощника. — Родственник ему Сартасов, язви его! Навязался Андрюхе, запутал парня, а теперь вот…

— Ах, родственник?! — как выстрелил, во весь голос крикнул Тарасов, резко повернувшись к Захару. — Родственник?! Кулаку?! Кулаки в вас стреляют, жгут, травят… А у вас в совете сидит их родственник! Вы же еще удивляетесь, откуда они все о вас знают! Все планы ваши, намерения!

Потрясенные яростной силой этой вспышки, люди с уважением, смешанным со страхом, смотрели на Тарасова.

Андрей возмущенно сверкнул глазами и, сжав кулаки, шагнул к уполномоченному.

— Вы… как вы смеете говорить обо мне?! Да я… у меня… — он быстро, ища поддержки, оглянулся, но ни в ком не встретив сочувствия, сразу как-то сник. Подошел к столу, дрожащими руками собрал все бумаги, со вздохом положил их перед Захаром и, не оглядываясь, вышел из совета, низко нагибая в дверях и без того опущенную голову.

Под вечер ватага ребят во главе с Витькой возвращалась с рыбалки. Анна Константиновна увидела их из окна совета и вышла на крыльцо.

— Ребята! — ласково позвала она.

Летом занятий в школе не было, и ребята, соскучившись по своей учительнице, наперегонки кинулись ей навстречу.

— Здравствуйте, здравствуйте, Анна Константиновна!

— Вот что, друзья, — серьезно сказала она ребятам. — Нам нужно срочно собрать членов артели. Вот вам два списка. Один возьмете вы, Витя и Миша Лучинин, и побежите в Замостье, скажете, чтоб шли скорее в совет. А вы, Гриша с Захаром, по своему краю деревни оповестите товарищей. Ну, бегите!

А Степке… Степке, хоть он и стоял впереди всех, хоть и смотрел во все глаза на свою учительницу, ему Анна Константиновна ничего не дала, а только сказала:

— А ты, Степа, иди домой. Время позднее, ты уже, наверное, устал… — и вздохнула.

«Устал! А Витька с Захаркой, небось, не устали? Им не поздно?.. — в недоумении размышлял Степка, идя домой. И вдруг направился в сторону Замостья, вслед за Витькой. — В конце концов товарищ мне Витька или не товарищ?!» Сколько раз Степка помогал ему пробраться в совет, когда шли репетиции? Так неужели, если он сейчас предложит бегать со списком, неужели Витька откажет другу?!

Степка, миновав мост, увидел уже вдали Витьку и Мишку, перебегавших улицу. Он хотел их окликнуть, как внезапно из-за спины услышал:

— Степка! Степка, подкулачников брат! Ты зачем в наш конец пришел? — это кричал меньшой Антонов парнишка — сопливый плакса Семка, которому и Степка мог бы дать хорошую взбучку, не прячься он за воротами.

Степке как-то расхотелось вдруг звать Витьку с Мишкой. Он в раздумье остановился, посмотрел в сторону Антонова дома и пошел назад. По правде сказать, ему хотелось уже не отлупить Семку, а подойти и выспросить у него, с чего это он взял такое про Андрея. Но он не решился и на это. То, что обошла его учительница, сказало ему больше, чем мог сказать этот сопливый Семка.

И Степка решил, что лучше всего сейчас пойти к Андрею и спросить у него, в чем дело.

Когда полный решимости он зашел в избу, то понял, что и Андрей ему сейчас ничего не скажет. Тот был пьян. Навалившись грудью на стол перед полупустой бутылкой водки, он что-то мычал под нос. Крупные, пьяные слезы капали на белую Аннину скатерть. Потом встал, отстранил от себя Степку и поплелся в кузницу.

…И вот Степка один сидит на завалинке и, глотая слезы, безрадостно думает о мести.

Вдруг он видит, как из соседнего переулка со стороны совета вынырнул Витька и на всех парах несется к нему, Степке.

И тут же, еще не зная, зачем к нему бежит Витька, Степка милостиво решает, что, пожалуй, стоит дать Витьке место в своем Красном отряде, только, конечно, чтобы и сабля у него была поменьше, и конь похуже, чем у самого командира.

— Степка! Степка! Знаешь что? — сопя косом, Витька подбегает поближе. — Сейчас Анна Константиновна мне сказала, чтоб завтра я тоже с утра приходил. Дежурным буду! Во! — с откровенным бахвальством стукнул Витька себя в тощую грудь.

— Ну и что? — с плохо деланным равнодушием спросил Степка.

— А я сказал, что мы вместе с тобой будем.

— Со мной?! — подскочил Степка, разом забыв об обиде. — А она? Она что?

— Она смеется, говорит, ладно, раз вы такие