и поважнее. Я тоже любила, и куда бы она меня привела? Иногда надо включать холодный рассудок, кроме того Сергей любит тебя, он все для тебя сделает.

– Почему ты считаешь, что Женя меня не любит?

– Ну, любит и что? На одной любви семьи не построить: должна быть основа попрочнее.

– Доверие.

– Лесь, умоляю! Ну, какое доверие! Его месяцами не будет дома. О каком доверии ты говоришь? На первых порах ты, может, и стерпишь, а потом? Потом что ты будешь делать? Сидеть и локти кусать?

– По-твоему лучше жить с нелюбимым человеком?

– Лесь, это не жить с нелюбимым человеком, а надежность и уверенность в завтрашнем дне!.. – И она, приподнявшись, добавила. – Ладно… Поступай, как знаешь, но над моими словами подумай…

И она вышла, а я осталась сидеть, недоумевая, что все это было?! Во рту пересохло, и я, соскочив с постели, направилась на кухню, но проходя по коридору мимо спальни родителей, услышала голос папы и невольно остановилась.

– Ну что, поговорила?

– Да! Стоит на своем!

– Я тебя предупреждал…

– Это ты виноват! Ты должен был раньше обо всем мне рассказать. Я бы что-нибудь придумала.

– Сонь, не драматизируй…

– Значит, я драматизирую! Юр, тебе что ли совсем наплевать на дочь, на ее будущее?

– Сонь, ну зачем ты так? Я, может, больше тебя волнуюсь за нее: ведь она всегда была моей любимицей, и мне совсем нелегко отпускать ее так далеко. Но открыто переча, мы ничего не добьемся. Она лишь обозлится на нас и еще больше заупрямится, а так наберется опыта, может вскорости и вернется. Не беспокойся, она у нас не глупая девочка.

– Вот ты всегда так! Всю жизнь! Ну, уж нет! Я так просто не сдамся!

– Сонь, не горячись…

Не в силах больше слушать, я развернулась и убежала к себе. Горло сдавило, а глаза наполнились слезами… Меня нисколько не поколебали предостережения мамы, но сомкнуть глаз мне той ночью так и не удалось: до самого утра просидела на подоконнике, а как рассвело, вышла в сад…

21.07.2006 г. …где в такой ранний час царили тишина и безмолвие; все излучало такой покой, такую безмятежность, а меня одолевали страхи и сомнения…

Я неторопливо прошлась по саду, задержавшись у зарослей клематиса: он непомерно разросся в этом году и весь утопал в розовых цветах, остановилась у куста алых роз и вдохнула их чудесный аромат. «Все-таки нежаркое лето идет цветам на пользу. – И вздохнула. – Как же медленно тянется время!» Незаметно дойдя до беседки, зашла вовнутрь, присела за деревянный стол и, сложив на него руки, прилегла. Взгляд остановился на лиловых, похожих на маленькие граммофончики цветках ипомеи, которые бабушка называла «зорькой». Ее вьющиеся стебли оплели восточную часть беседки. С утра она обворожительна… И не заметила, как задремала. Очнулась от того, что солнечные лучи озаряли мне лицо, и встрепенулась: солнце было уже высоко. «Пожалуй, вернусь в дом…», где мама вовсю хозяйничала и уже почти все приготовила к завтраку, во время которого царило молчание, только родители изредка переглядывались. Потом папа ушел работать в кабинет, а мама так и, не сказав мне ни слова, занялась домашними делами. Я удалилась к себе и проспала почти до обеда, а после маялась без дела, пока не пришла Настя.

– Лесь, сядь! Не маячь перед глазами!

– Не могу! Я слишком взволнована, чтобы усидеть.

Я обошла опустевшую комнату, вытащила ящики, осмотрела полки, окинула взглядом собранные чемоданы и все-таки присела к Насте, склонив голову ей на плечо. На глазах наворачивались слезы. Она меня толкнула:

– Лесь, ты чего?

– Мне так страшно, кажется, каждая клеточка тела трясется. Может, я слишком тороплюсь, может, нужно еще подождать и не рубить все сгоряча?

– Не глупи, вернуться никогда не поздно, а вот уехать… К тому же ты разве сможешь спокойно остаться?

Я отрицательно покачала головой.

– Вот видишь. Тогда в чем дело, выше нос!

– Не знаю… – и я упала к ней в объятия и разрыдалась. Она похлопала меня по спине и отстранилась.

– Лесь, ну хватит! А то я сейчас тоже разревусь, и мой макияж пойдет псу под хвост! – Резко зазвонил телефон, и Настя сняла трубку… – Это Паша: он будет через пять минут!

Мы встрепенулись и, похватав чемоданы, вынесли их на крыльцо. Настя осталась на улице, а я вернулась в дом позвать папу с мамой. Когда вышла обратно, Паша уже приехал, и они с Настей стояли возле открытого багажника. Меня они сразу не заметили, и я невольно услышала их разговор.

– Ты домой заезжал?

– Да.

– Как Сергей?

– Хреново! Второй день не просыхает!

– Так и спиться недолго. Мне его так жаль.

– А чё его жалеть? Сам виноват! Я ему тогда сразу сказал, что такими девчонками, как Леся, не разбрасываются, а он – дурак, сам ее бросил и умотал, черт знает куда. Не смог унять свои амбиции. Вот и получил ответочку.

– Как ты можешь так говорить!

– А чё? Это правда, – и он опустил крышку багажника. – Не парься, ничего с ним не случится. Вот выйдет на работу и все забудет: она для него лучшее лекарство…– А увидев меня, резко спросил. – Лесь, еще есть сумки? Мне закрывать багажник?

– Закрывай…

Вскоре вышли папа с мамой, и мы поехали на вокзал. Никогда не представляла, как расстанусь с нашим домом, как смогу покинуть его. Ведь я знала, что это когда-нибудь произойдет, а сейчас, где-то глубоко в душе понимаю, что это больше не мой дом. Где-то есть что-то другое, более важное. Причем осознание этого далось так легко, как что-то само собой разумеющееся, как следующий виток в развитии…

***

На перроне стали прощаться:

– С богом, дочка! – произнес папа, и я почувствовала, как от его слов сжалось горло, и подступили слезы.

И быстро отошла, понимая, что, если еще чуть-чуть задержусь рядом с ним, точно расплачусь, и обняла маму. Она похлопала меня по спине и поцеловала, молча покачав головой. Выражение ее лица было красноречивее любых слов: она не одобряла мой поступок. «Нет, мам! – мысленно отвечала ей. – Лучше я совершу самую большую глупость, но связывать жизнь с нелюбимым человеком ни за что не стану! Я не променяю любовь на мнимое спокойствие и постоянство. Кто знает, что все эти годы чувствовал папа. Он, скорее всего, по