Добавлять, что она старалась зря и этот брак, похоже, скоро развалится сам, только по совсем иной причине, он не стал. Не желал видеть торжества в глазах Хохловой, явно жаждавшей попировать на его боли в отместку за то, как Таня с Ершовой искупали ее когда-то в торте.

Господи, с тех прошло всего лишь около недели, а кажется, что целая жизнь. Целая жизнь, отделявшая того Роберта, что был одержим лишь мыслью получить проклятые акции в свое полное владение, от Роберта нынешнего, который все ещё надеялся, что его все же не предала та единственная женщина, которой он так слепо доверился.

Не говоря больше ни слова, Левицкий вышел из квартиры Анны и вызвал такси, чтобы поехать к себе в офис. Ему нужна была ударная доза кофеина и немного времени, чтобы уложить в голове все, что случилось, и хоть немного успокоиться, прежде, чем он встретится с Таней и выяснит все до конца.

Судьба, однако, решила сделать все иначе.

Едва войдя в офис, Левицкий узнал от своей секретарши, что его жена находится в этот самый момент именно здесь и разговаривает сейчас с его дядей.

Внутри снова зашевелилось какое-то неприятное чувство, и Роберт незамедлительно направился к кабинету дяди, где и стал свидетелем того, как Таня говорила, что намерена получить развод.

Он захлопал в ладоши, аплодируя тому, как ловко она его провела. Все казалось таким простым и ясным, что он удивлялся, каким идиотом был все это время, что она играла роль его счастливой супруги. И играла вовсе не потому, что он ей за это платил, а потому, что преследовала собственные цели.

– Браво, Таня, – сказал он насмешливо и следом выплеснул то, что думал на ее счёт. Хотя внутренне все ещё надеялся, что вот сейчас она возразит и объяснит ему все. Что найдется хоть что-то, что будет способно доказать ему, что все вовсе не так, как он думал.

Но этого не произошло.

– А ты думал, что только тебе можно играть с чужими жизнями? – огрызнулась она и Левицкий затаил дыхание, молча прислушиваясь к тому, как внутри что-то безнадежно обрывается и ухает в бездонную черную бездну, что наступала на него со всех сторон, душа и сжирая заживо.

– Ну а ты? – выплюнул он горько в сторону дяди, пытаясь, переключившись, спастись от этой черной дыры, стремительно внутри него разраставшейся. – Доволен собой? Может, у вас был сговор с целью меня развести? А, дядюшка? Ты ведь на все готов, лишь бы семейное дело не осталось в руках сиротки-племянника, правда? Отсюда и все эти идиотские условия. А я-то все гадал – откуда такая старомодность взглядов! А на деле все оказалось куда проще – ты изобретал все эти препоны, просто чтобы меня выжить! Ну так имей в виду – тебе это не удастся.

Выпалив все это, Роберт перевел взгляд на Таню и с издевательским смешком добавил:

– Сколько он тебе заплатил, интересно? Видимо, намного больше, чем обещал я? Ну да, ведь ещё пришлось сделать надбавку за то, чтобы ты со мной трахалась!

Щеку тут же обожгло от хлесткого удара, и не успел Роберт прийти в себя, как Таня, прошипев: «Ты идиот!», стремительно выскочила из кабинета.

Впрочем, ему нечего было добавить к ее словам. Идиотом он и был.

Идиотом, который ей верил, а теперь потерял куда больше, чем какие-то акции. Он потерял в ней душу.

И с этим ему теперь как-то предстояло жить.

Бросив ключи от квартиры на столик в коридоре, Роберт устало прошел в гостиную и рухнул, как подкошенный, в кресло. Он чувствовал себя разбитым – и физически, и душевно. И сейчас казалось, будто это состояние – навечно. Хотя умом он понимал, что и это тоже пройдёт. Нужно было только перетерпеть. И рано или поздно это ощущение бессмысленности всего исчезнет. Он найдет новые цели, новых женщин и себя самого – также нового – найдет тоже. И больше никогда не повторит ошибки, которую совершил с Таней. Больше никогда не подпустит к себе кого-то настолько близко, что вырвать этого человека из души будет так мучительно, что появилось чувство, будто кто-то раздирает его когтями изнутри – жестоко и неустанно.

Наверное, не стоило сейчас приезжать домой. Хоть Тани здесь уже и не было, он все равно ощущал ее незримое присутствие. И от вида чашки кофе, явно забытой ею на столике, захотелось вдруг отчаянно завыть, как раненный зверь. И Левицкий открыл уже было рот, чтобы просто заорать во всю глотку и дать ворочавшейся внутри боли хоть как-то выплеснуться наружу, но в этот самый момент вдруг услышал:

– Заметишь ты меня наконец или нет?

Захлопнув рот обратно, Роберт ошарашенно уставился на устроившегося на диване Печеньку, который смотрел на него как-то странно – сочувственно, но вместе с тем – осуждающе.

– Страдаешь? – поинтересовался Славик и Роберт ощутил раздражение и смущение одновременно – от того, что его застали в таком состоянии. Пусть даже это был его лучший друг.

– А то ты не видишь, – огрызнулся он и перешёл в наступление:

– Что ты тут делаешь?

– Лена уехала к Тане рано утром и я понял, что у вас что-то стряслось. Решил, что тебе мое дружеское плечо тоже не помешает.

– Очень мило с твоей стороны, – ответил Роберт, краем сознания отмечая, что, видимо, у Печеньки и Ершовой закрутилось что-то серьезное.

– Ну так что, может расскажешь, что произошло? – предложил Славик и Левицкий ощутил, что просто не в состоянии снова обо всем этом думать.

– Если ты не против, то я предпочел бы просто побыть один.

– Против, – заявил Славик категорично, и, поднявшись на ноги, подошёл к Роберту ближе. – Выскажись, авось полегчает. Ты же знаешь, что я все равно не отстану.

Левицкий действительно это знал. Славика было проще убить, чем отвязаться от него, если тот намерен был что-то выяснить. Такое упорство – да в лучшее бы русло, – подумал Роберт устало.

– Ну же, – сказал Славик, присаживаясь рядом с ним прямо на ковер. Тот самый, имени Саванери. – Расскажи мне, что случилось и вместе мы что-нибудь обязательно придумаем.

Роберт сомневался, что в этой ситуации можно было хоть что-то придумать, кроме ненужного совершенно самообмана, но все же, слово за словом, выложил Печеньке все, что успело произойти со вчерашнего дня, пытаясь вместе с тем снова разложить в своей голове все по полочкам. Но как ни крути эти слепые факты, ничего было не поделать с тем, что Таня даже не попыталась ему возразить, а значит – признавала тем самым свою вину.

– Знаешь такую поговорку: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты?» – спросил Славик неожиданно, когда Роберт закончил свой рассказ.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, – поморщился Левицкий от этой загадки.

– Я это к тому, что вот взять, например, мою Лену – с виду она, конечно, колючая, но зато она со мной, даже с учётом того, что мне в финансовом плане совершенно нечего ей дать.

– А она в курсе, что у тебя за душой ни гроша? – поинтересовался ядовито Левицкий. – А то, может, питает напрасные надежды.