Хорошо, пусть так. А теперь представьте, что вы девушка по вызову, решившая заработать, снявшись для эротического календаря, лежите на кровати совершенно голая, прикованная декоративными, но все-таки наручниками к ее спинке, и ждете, когда вам принесут пилюли. Вы совершенно спокойны, знаете, что никто из посторонних сюда не войдет, и вдруг видите, как на пороге комнаты материализуется человек с раскрытой опасной бритвой в руках. Ваши действия? Думаю, вы начнете кричать изо всех сил.

Домик для особо важных клиентов стоит в малолюдном месте, обитатели соседних коттеджей ничего не слышали. Но до ушей двух подростков, судорожно искавших телефон, вопли непременно должны были долететь. Ведь ранее-то юные «бизнесмены» слышали стоны Збарской. Однако Леся сказала, что в тот момент из комнаты не доносилось ни звука. Регина молча ждала, пока ее убьют? И на самом-то деле Збарская жива! Так кого зарезали в бунгало? У проститутки была сестра-близнец? Или просто очень похожая на нее родственница?

Мне известно, что Регина наврала Константину – она никогда не работала пиар-менеджером «Нирваны», в спа-отеле не лечат мужское половое бессилие, календарь с пикантными снимками Гертруда Марковна не заказывала. И есть еще один момент, о котором я не подумала раньше, – деньги. Услуги фотохудожника не копеечные, Франклин всегда берет предоплату. Регина не торговалась, вручила ему солидную сумму. Ну и где она ее взяла? Надо поговорить со Збарской. Надеюсь, после беседы с Лесей мне удастся припереть «секс-тренершу» к стенке.

Я обогнула забор, вышла на улицу, на которой стоит изба Тамары, и ощутила тревогу. Возле ворот домика, где снимала комнату Збарская, стояла группа женщин, смотревших вслед отъезжавшей «Скорой помощи». Прибавив шагу, я подошла к ним и услышала, как одна сказала Тамаре, закутанной в серый пуховой платок:

– Может, живой довезут.

– Вряд ли, – мрачно ответила та, – она совсем плохо выглядела. Нина сказала, у нее сердечный приступ. Во как бывает! Встала веселая, попросила кофе сварить, пачку специально из Москвы привезла, пошла в ванную, воду пустила…

Женщина примолкла.

– Дальше-то чего? – с жадным любопытством поинтересовалась одна из слушательниц.

– Я омлет на кухне готовила, хлеб резала, – продолжила Тамара, – а она все моется. Мне и невдомек было поинтересоваться, чего жиличка так долго возится. Съела я яичницу, кофе выпила и тут поняла: вода шумит одинаково. А когда под душем плещешься, звук другой. Да и времени много прошло. Пошла в дверь стучать. Сначала спросила: «Регина, завтрак остывает, ты скоро?» Та не ответила, и я закричала: «Эй! Когда выйдешь?» Снова тишина. Тут уж я забеспокоилась, дверь открыла, а она лежит в воде, головой зацепилась за мыльницу. Я все эту дрянь собиралась убрать, сто раз о нее царапалась – вроде пластмассовая, а края острые. И хорошо, что не собралась, иначе Регина утонуть могла.

– Повезло ей, что «Скорая» как раз к Евдокимовым приехала, – воскликнула тетка в зеленом пуховике. – Мишка у них на табуретку встал, хотел чего-то из шкафчика достать и свалился. Нина сказала, нос сломал.

– «Нина сказала…» – передразнила худая девушка в плаще. – Много она понимает, нашли профессора! Нинка не врач, а фельдшер, в «Скорой» у нее один тонометр. Эх, не довезут Регинку живой. Но даже если и не помрет по дороге, то где очутится? В местной больнице. А там сплошные дураки. С инфарктом человека надо в Москву, в специализированный центр отправлять, у нас ей ничем не помогут. Вот Мишке нос исправить постараются, гипс на него положат.

– Думай, что говоришь, Катька, – встрял в разговор единственный старик, затесавшийся в дамскую компанию, – нос нельзя гипсовать.

– Правильно, дядя Боря, – засмеялась Екатерина, – только в кожуховской больничке об этом не знают.

– Ладно, пойду чаю попью, – пробормотала бабка в голубой шапке.

Соседи, переговариваясь, стали расходиться. Я тронула стоявшую без движения Тамару за плечо.

– Регине стало плохо?

– Да, – кивнула та. – Вроде в ванной от горячей воды у нее давление сильно поднялось, она сознание потеряла. Так Нина объяснила, я-то в медицине ничего не понимаю.

– А тебе и не надо, – снова подала голос не ушедшая вместе со всеми худенькая Катя. – Вот врачу положено квалифицированным быть, только у нас на «Скорой» Нинка приезжает, а она аппендицит с аденоидами может перепутать.

– Ты просто злишься на Федоськину за то, что вашу свадьбу со Славиком порушила, не захотела тебя в невестки, – улыбнулась Тамара. – Не такой уж плохой врач наша Нина.

– Глупости! – фыркнула девушка. – У тебя в голове одна ерунда!

– Это точно, – неконфликтно согласилась хозяйка дома, где квартировала Регина, – сама подчас удивляюсь, что за мысли под черепом живут. Ну вот чего сейчас все про ту губку думаю и прямо плакать хочется?

– Про что? – хором спросили мы с Катей.

Тамара слегка смутилась.

– Дура я, наверное. Под Пасху ко мне Варвара Сергеевна заявилась… Старуха вот тут, рядышком, живет, – пояснила для меня женщина. – Николаева одинока, ни детей, ни мужа, ни родни. Дом свой целительнице Надежде продала, а та странная, людей животными лечит, петухами, мышами, кроликами. Не верю я в курицу, которая от болячки избавить может, но, наверное, кому-то помогает, раз к знахарке народ ломится, из Москвы и других городов приезжают. С Надей-то Варвара так договорилась: жилье к ней переходит, старуха дарственную на нее оформила, а Надежда ее до самой смерти содержит, поит, кормит, лечит, одевает. И вроде все у них хорошо шло, а потом новая хозяйка стала на старуху покрикивать, работать по хозяйству ее заставила, и превратилась та в бесплатную прислугу. Варвара Сергеевна устала и хочет договор разорвать. Пошепталась она с Ангелиной Федоровной, которая в «Нирване» юристом работает, но не постоянно сидит, а просто приезжает Гертруду с Лидой консультировать, и та пенсионерке посоветовала свидетелей найти, которые могут подтвердить, что Надежда ее эксплуатирует. Вот бабка и пришла ко мне. Входит в избу, протягивает коробочку прозрачную с губкой внутри, бело-розовой, такой красивой, что глаз не отвести, и говорит: «Со светлым праздником тебя, Тома! Желаю тебе счастья, мойся на здоровье, хорошую тебе вещь дарю, не дешевую, из натурального материала. В океане губку добыли, не из синтетики сделали». Я чуть не заплакала. Вспомнить не могу, когда в последний раз подарок получала. Сын с женой на краю земли живет, в городе Кушка. Военный он, про мать давно забыл, не звонит, не пишет. Мужа у меня нет, подруг хороших тоже, одни соседки, а они огурцом со своего огорода в июле не поделятся, жадность вперед них родилась. Взяла я подарок, в ванную отнесла, на бортик поставила, и так светло на душе стало. Значит, будет у меня удача, авось повезет. Может, человека хорошего встречу. И вот с Пасхи по вчерашнее утро, как зайду в ванную, гляну на коробочку, так и радуюсь.

Мне до слез стало жалко Тамару. Не дай бог когда-нибудь оказаться вот такой никому не нужной, не интересной и отчаянно бедной. А она тем временем продолжала: