– Чем? – обозлилась она. – Свои молодые руки на мои старые обменяешь? Тогда уж отдавай и ноги со спиной.

– Подержу веревку, а вы снимете белье, – предложила я.

– Денег тебе платить нет, – отрезала старуха.

– Бесплатная услуга, – улыбнулась я.

Варвара Сергеевна поджала было губы, но потом уже приветливее сказала:

– Валяй.

Я вошла во двор, забрала у бабки дрын, зацепила изогнутым гвоздем тонкий белый шпагат, потянула его вниз. Стала наблюдать, как старушка снимает сырое белье, и не удержалась от комментария:

– Красивый комплект, вон тот белый в розовых разводах.

– Нравится? – неожиданно приветливо осведомилась хозяйка.

– Даже издали понятно, что ткань превосходного качества, – похвалила я. – И рисунок нестандартный, абстрактный. Сейчас такие в моде.

– А мне цветочки больше нравятся, – призналась пенсионерка. – Думаешь, пятна тоже ничего?

– Весьма оригинально, – похвалила я расцветку, – очень современно.

Бабка засмеялась.

– Вообще-то оно было чисто белое, ошиблась ты по поводу окраски. А вот про качество верно заметила. Я только край пощупала, сразу сообразила – дорогая вещь. Правда, вначале подумала, кто-то скатерть выкинул, а мешок порвался, угол наружу и вылез…

– Вы нашли этот комплект на помойке? – удивилась я.

– На мою пенсию новые простынки не справить, – вздохнула старуха, – старые костями протираю. Это бельишко даром мне досталось. Пошла я под Новый год мусор оттаскивать… Мы его вон туда к оврагу сносим, в здоровущий контейнер бросаем. Раз в неделю по пятницам машина приезжает и отбросы увозит. А в декабре так не получилось, чуть не месяц никто с помойки ни одного мешка не убрал. Их столько собралось! Я грабли взяла и стала в барахле рыться. Люди нонче богатые стали, совсем добротные шмотки вышвыривают. Им уже не модно, а мне в самый раз, нового-то не купить, цены кусаются. Короче, откопала себе куртку на синтепоне, боты, одеяло. Потом гляжу, из одного мешка разодранного угол красивой белой ткани торчит. Я в пакет-то заглянула, а он весь набит, как мне показалось, скатертями. На ткани вышивку увидела с названием. Вот обрадовалась! Решила, в гостинице этой, в караване…

– «Нирване», – машинально поправила я.

– Да как ни обзови, все глупо, – засмеялась старуха. И продолжила: – Подумала, в ихнем ресторане клиенты неаккуратные, загваздали скатерки, вот их и выбросили, стирать поленились. А я сейчас замочу, прокипячу с содой, потом в машинке прокручу. Возьму у Надьки порошок дорогой да отбеливатель. В общем, постараюсь, и выйдет красота. А уж когда домой пришла, поняла, что мне постельное белье задарма досталось, причем новехонькое совсем, только измазанное беспредельно. Пролили на него что-то темно-синее, почти черное. Может, чернила. Или краску.

– Синее? – переспросила я. – Но пятна бледно-розовые!

– Чудеса, да? – ухмыльнулась бабка. – Сама удивилась. Налила в машинку отбеливателя, провертела, как следует, вытаскиваю – а комплект поросячьими пятнами пошел. Сначала я расстроилась, но потом подумала: чисто – и ладно. Что я, невеста, на белом спать? Старухе и так сойдет, главное, без дыр. И знаешь, я эти наволочки, простыню и пододеяльник уже не один раз с той поры стирала, а ничего не меняется, так разводы и остаются. А вот сейчас ты сказала, что вроде даже модно получилось. Ой, стою тут, болтаю с тобой, а Надьке кашу не помешала, достанется мне, если жрачка пригорит! Заспалась чего-то сегодня врачиха… Спасибо за помощь, ступай с богом, куда шла.

Я поставила у забора палку с гвоздем и направилась в сторону дома Виноградовых. На какую-то минуту мне в голову залетела мысль: что, если старуха нашла на помойке комплект из ВИП-домика? Белье было обильно залито кровью, и тот, кто заметал следы, просто выбросил его в мусорный бак. Вот оно, свидетельство того, что Костя говорил правду.

Но через мгновение радость погасла. Человеческая кровь не бывает темно-синей, кто-то измазал белье краской, вот только она почему-то внезапно порозовела. Наверное, стиральный порошок вступил в химическую реакцию с красящим веществом, и получился такой эффект.

Один раз в детстве в школьной столовой я пролила на белый праздничный фартук тарелку борща. Ох и досталось же маленькой Вилке от Раисы! Сначала тетка отчитала меня по полной программе, потом вручила кусок вонючего хозяйственного мыла и приказала: «Работай! Пока не отстираешь, гулять не пойдешь». Я терла ткань очень долго. В конце концов фартук показался мне чистым, я повесила его в ванной на веревку и со спокойной совестью понеслась во двор. А когда вернулась домой, злая до невозможности Раиса сунула мне под нос передник и заорала: «Совсем обнаглела? Велено было хорошую вещь в порядок привести!» Я уставилась на большое желтое пятно, невесть откуда появившееся на ткани, и заканючила: «Мокрый он совсем белым казался». И это была чистая правда. Но Раиса не поверила, отвесила мне пару оплеух, поставила в угол и объявила: «Никаких подарков на Новый год не получишь, не заслужила. Да и денег у меня не хватит, ведь придется новый фартук покупать. В другой раз аккуратнее будешь».

Смешно сказать, но я всегда, принимаясь за еду, расстилаю на коленях салфетку – до сих пор панически боюсь капнуть чаем или супом на платье.

А теперь объясните, почему бордовый след от борща сначала исчез, а потом проявился в виде желтого пятна? Лично я ответа на эту загадку по сей день не знаю.

Отец и мачеха школьницы Виноградовой оказались дома. Андрей Петрович, узнав, что я хочу поговорить с его дочерью, насторожился:

– Чего случилось?

– Вчера поздно вечером Олеся с приятелем подглядывали в окно ВИП-коттеджа гостиницы «Нирвана», – пояснила я, – мне надо задать ей пару вопросов.

– Это неправда, – вскинулась мачеха девочки, – Лесенька в девять спать легла.

– Да-да, дочка в последний год перестала до полуночи засиживаться, – закивал отец, – видно, в гимназии здорово устает. Как только программа «Время» начнется, в кровать ложится.

– Голова у ребенка от уроков болит, – бросилась на защиту падчерицы его жена. – Задают на дом много, экзаменами каждый день пугают.

– Уймись, Маша, – приказал муж. – Леся, а ну иди сюда!

– Зачем, па? – закричала из глубины избы девочка.

– Раз отец зовет, двигай живей! – приказал Андрей Петрович. И услышал в ответ:

– Сейчас…

– Нет, немедленно! – рассердился отец.

– Умыться надо, – гнула свою линию Олеся.

– Топай, какая есть, иначе ремня огребешь! – завопил папаша.

– Андрюша, – попыталась остановить его Мария, – у Лесеньки сложный возраст, с ней надо ласково говорить.

– Дать ей леща по заднице, и мигом проблемы исчезнут! – продолжал шуметь отец. – Со мной никто так не носился, я в тринадцать лет в пять утра вставал, чтобы перед школой успеть корову подоить и во дворе порядок навести!