— Раньше ты давал мне выигрывать, — сказала яотцу, когда мы заказали ланч.

— Как я могу дать тебе выиграть, если ты всякий разлупишь в сетку? Следи за тем, куда посылаешь мяч.

— Наверное, в последнее время я вообще посылаю мячи нетуда. Нельзя было позволять Тревору взять верх надо мной и верить слухам, вкоторые так хотелось поверить. Я очень скучаю по Александру.

Официант принес мне овощной салат, а отцу — сэндвич спаштетом из тунца.

— Как думаешь, папа, встретится мне кто-нибудь, похожийна Александра? — пробормотала я, уставившись в томаты, яйца и латук.

— А ты как думаешь? — спросил он и откусил отсвоего сэндвича.

— Думаю, что нет. Наверное, он один такой особенный.Подобные парни встречаются только в кино и в любовных романах. Такие, какХитклиф[16] или Ромео. — К моим глазам подступили слезы.

— Не переживай, дорогая, — сказал отец и подал мнесалфетку. — Когда я встретил твою маму, я был в очках, как у ДжонаЛеннона, и с патлами чуть ли не до пояса. Я не знал, как выглядят ножницы илибритва, не нравился ее отцу из-за своего внешнего вида и радикальныхполитических взглядов. Но мы с ней видели мир одинаково, а только это и важно.Помню, когда я впервые увидел твою маму, была среда. Она стояла науниверситетской лужайке в красно-коричневых клешах, белой блузке на бретельках,мечтательно глядела вверх и заплетала свои длинные каштановые волосы. Я подошелк ней и спросил, на что она смотрит. «Там птица кормит своих птенцов. Разве этоне прекрасно? — сказала она и процитировала несколько строк из ЭдгараАллана По. — Это вороны». Я рассмеялся. «Что смешного?» — спросила она. Яответил, что ворон и ворона, конечно, кое-что общее имеют, но птицы разные, иэто — ворона. Тогда она тоже рассмеялась и сказала, что, наверное, перебраланакануне, но птицы все равно прекрасны. «Да, — ответил я. — А ты ещепрекраснее».

— Ты так и сказал?

— Может, мне не стоило говорить тебе об этом. Особеннонасчет того, что она перебрала!

— Ага, насчет того, что на мысль назвать меня Рэйвен —то есть Ворон — ее навела красота этих птиц и стихотворение По, мама говорила.А вот насчет перебора накануне — это нет.

Слава богу, что родители увидели в тот день ворона, а небелку. Вот был бы кошмар!

— Папа, что мне делать?

— Тебе придется разобраться в этом самой. Если летитмяч, не лупи со всей мочи, посылая его в забор, а открой глаза и смотри, кудабьешь.

Боюсь, однако, что его теннисные метафоры мне было непрожевать, как и мой салат. Я пребывала в полной растерянности, так и не зная,ждать ли мне мяча или брать инициативу в свои руки?

Отец отошел поболтать с приятелем, а я ломала голову надсвоей проблемой, когда вдруг услышала голос Мэтта:

— Плохо играешь, Рэйвен!

— Я вообще не умею играть! — ответила я,удивившись, и огляделась по сторонам в поисках Тревора.

— Я говорю не о теннисе.

— Тогда непонятно, о чем же.

— Я говорю о школе, о Треворе. Не беспокойся, его тутнет.

— Значит, ты решил попробовать за него? — спросилая, крепко вцепившись в ракетку. — Здесь, в клубе?

— Нет, я хочу с этим покончить. Я имею в виду то, какон поступает с тобой, Беки и со всеми. Даже со мной. А я его лучший друг. Новедь и ты нас всех здорово озадачила. — Мэтт рассмеялся. — Мы тебе ненравимся. По-твоему, мы все недалекие и не стоим твоего внимания, но Тревораэто не оправдывает.

— Мы что, в программе «Скрытая камера»? — Я сноваогляделась по сторонам.

— Кто бы спорил, ты оживляешь нашу жизнь и своим клевымприкидом, и своим отношением к жизни. Тебя не волнует, что о тебе подумают искажут, а в нашем городе вся жизнь вращается вокруг толков и пересудов.

— Тревор прячется в сувенирной лавке? — спросила я,все еще вертя головой.

— Да пойми, Снежный бал многим открыл глаза. Тревориспользовал всех нас, выставил дураками. Я думаю, это стало для нас звоночком.

Тут я поняла, что никаких скрытых камер или прятавшегосяТревора поблизости нет. Мэтт не шутил.

— Жаль, что Александр тебя не слышит, — наконецсказала я. — После бала я его не видела и боюсь, что больше не увижуникогда. Тревор все испортил. — И глаза мои снова наполнились слезами.

— К черту Тревора!

Несколько человек оглянулись, поскольку в клубе не былопринято ругаться, хотя такое на корте и случалось, когда игроки пропускали мяч.

— Мне пора бежать, Рэйвен, пока, — сказал Мэтт,отчалил, и тут же подошел отец в компании поразительно загорелого малого.

— Рэйвен, хочу познакомить тебя с моим старым приятелем.

— Рад встрече, Рэйвен, — сказал парень. —Давно не виделись. Ты стала совсем взрослой. Без помады я бы тебя не узнал. Тыпомнишь меня?

Как я могла позабыть тот первый раз, когда забралась вособняк через окно цокольного этажа, красную шапочку, теплый поцелуй в щеку открасивого новичка, желающего вписаться в школьный круг?

— Джек Паттерсон! Конечно, я тебя помню, но не могуповерить в то, что ты помнишь меня.

— Я тебя никогда не забуду!

— Откуда вы знаете друг друга? — поинтересовалсяотец.

— Со школы, — ответил Джек с искоркой в глазах.

— И как нынче твои дела? — спросил меняДжек. — По слухам, в последнее время ты заходишь в особняк через парадныйвход.

— Да, было дело, но…

— Джек недавно вернулся в город и взял на себяуправление универмагом, — пояснил отец.

— Ага, заглядывай, — предложил Джек. — Дамтебе скидку.

— Ты продаешь армейские ботинки и черную косметику?

Джек Паттерсон рассмеялся.

— Похоже, ничего особо не изменилось!

Неожиданно появился Мэтт.

— Ты готов идти? — спросил его Джек.

— Ты знаешь Мэтта? — удивилась я.

— Мы кузены. Я рад, что вернулся, а то у меня возниклиподозрения, что он связался с дурной компанией.

Был субботний вечер. Я, одетая в майку и черные боксерки,медленно прокручивала «Дракулу». Когда Бела склонился над спящей Элен Чэндлер,я вспомнила, как Александр целовал меня на черном кожаном диванчике, инепроизвольно потянулась за бумажными платочками, чтобы утереть глаза.

Сентиментальные воспоминания прервал звонок в дверь.