Лотта удивленно смотрит на сестру.

— Не думала, что услышу от тебя такое.

Мариедль немного смутилась.

— Когда я была маленькой, мне, конечно, казалось по-другому. Со мной папа никогда не был жесток. Поэтому Эрнст для меня не лучше отца. Теперь я вижу, что он в этом смысле и не хуже его.

— Я думала, что вы ничего не замечали, — тихо сказала Лотта.

Сестра ответила чуть тише:

— Наверное, мы не хотели ничего замечать. Я себя уговаривала, что это кошмары, поэтому ты и кричишь. Я ведь была совсем маленькой.

Лотта обнимает сестру и целует в лоб.

— Тебе не надо оправдываться. Вы ничего не могли поделать. Мама пыталась изо всех сил. Раньше я думала, что можно было сделать и больше. Но теперь понимаю: она знала, что это раззадорило бы его еще сильнее.

— Эрнст для мамы и тебя — выход из положения.

— Меня с ним больше ничего не связывает. Но я тебя уверяю, ни одна женщина не слышит ликование ангелов при виде того, как он снимает пояс. И мама тоже.

Мариедль смеется.

— Ах, Лотта.

— Может, мне надо было тогда поддержать тебя. — Лотта вопрошающе смотрит на сестру.

— Глупости. Тебе пришлось уехать из Вены. Мы очень гордимся тобой. Особенно мама. Она, конечно, никогда об этом не скажет, но ты же ее знаешь.

— Да, знаю. — Слезы подступают к глазам, когда Лотта обнимает сестру в последний раз.

СЦЕНА 7 Авантюристка — Монте-Карло,

лето 1932 года

В Сан-Ремо они продержались недолго. Вскоре перебрались в Монте-Карло. В этот вечер казино переполнено, и Лотта сначала тщетно ищет глазами Отто. Она отправила его вперед, чтобы успеть спокойно одеться в комнате. Пока красила губы красной помадой, увидела в зеркале, как он на прощание поцеловал ее в макушку. Его светлые волосы лежали аккуратными волнами, хотя Лотта только что взъерошила их.

Но вот она замечает его за рулеткой. Золотоволосый человек с торжествующим выражением лица. Когда он сидит так сосредоточенно и тихо, то особенно хорош собой.

Подходя к столу, Лотта проводит кончиком пальцев по губам. На руке еще остался запах пряного мускуса от его волос. Он видит ее и улыбается. В такие моменты она не чувствует никаких угрызений совести. Все совсем иначе, когда на трезвую голову она слушает нескончаемую болтовню о его безошибочной системе игры. Тогда в ее жилах начинает появляться холодок, который она пытается сдержать, затыкая уши. Ей не хочется, чтобы это изменило ее мнение о нем. В конце концов, и так понятно, что никто не совершенен. Лотта сразу отвечает на его улыбку затуманенным взглядом. Она собирается подойти к нему, но ее останавливает рука, крепко схватившая за плечо. В раздражении она поворачивается.

— Оставьте меня, мне больно.

Во всяком случае, она надеется, что сказала на своем ломаном французском что-то подобное.

— Мадам, вы понимаете, сколько денег должны казино?

Человек немного ослабляет хватку. Его густые брови и губы в виде «ласточкиного хвоста» напоминают Бела Лугоши в роли Дракулы.

— Вы говорите по-немецки? — спрашивает она, впечатленная таким поведением.

Она слышала, как он говорил на русском, испанском и английском. Кажется, он руководит этим заведением. На его странном лице не шевелится ни один мускул. А в собеседнике его интересует только бумажник. Но у Лотты он абсолютно пуст, так что этой маске безразличия она может противопоставить только свое хамство. Она нежно берет его руку и отталкивает, сочувствующе качая головой:

— Сколько денег я должна? К сожалению, не могу вам ответить.

Она надеется, что играет не слишком плохую копию богатой девушки, которая не беспокоится ни о состоянии своего собственного счета, ни о суммах, которые должна другим.

— Не волнуйтесь. Если я правильно понимаю улыбку моего мужа, вы получите свои деньги сегодня же вечером.

Он отвечает тихим бурчанием, которое все еще звучит угрожающе.

— Надеюсь на это.

Лотта кивает, улыбаясь. Мой муж. Она везде здесь регистрируется как Каролина Пасетти, чтобы они с Отто могли жить в одном номере без всяких сложностей. Когда она поворачивается к нему, он уже не улыбается. Как жаль. Это означает, что им больше нельзя будет показываться в этом заведении. А какое это было прекрасное казино, где блестело все, что казалось золотом. Но хуже всего, что ей снова придется просить денег у своего настоящего мужа, если они с Отто не хотят, чтобы когда-нибудь их подобрали на обочине дороги с переломанны-ми костями. Она пока решила оставить Отто в его горе и пропустить в баре стаканчик. Ей обязательно нужно выпить. Отто наверняка будет в плохом настроении.

— Алгонкин, пожалуйста.

Как всегда, молодой человек за стойкой устраивает громкое представление, чтобы приготовить коктейль.

— У вас руки отвалятся, если вы и дальше будете так трясти. Просто налейте мне.

Она ободряюще улыбается, чтобы не показаться слишком раздраженной.

Наконец он протягивает ей бокал с коктейлем. Лотта так жадно отпивает желтой смеси, что часть напитка попадает в трахею, и она вдруг чувствует, что сейчас задохнется от одурманивающей сладости виски, вермута и ананаса.

— Что случилось? — обеспокоенно спрашивает молодой человек, когда слышит кашель.

— Все в порядке, — отвечает Лотта, с улыбкой махнув рукой. — Вы не виноваты. Я слишком быстро выпила.

И в том же темпе допила остальное, пока бокал не опустел. Ее взгляд падает на бархатную сумочку, в которой лежит непрочитанное письмо от Курта. Связь между ними до сих пор не прервалась. Будто они соединены невидимой нитью — эластичной до определенного момента. Интересно, как далеко она может добежать, чтобы эта нить вернула ее назад или разорвалась? Иногда Лотта чувствует себя собакой на очень длинном поводке. Это очень злит ее, и тогда ей легче просить деньги у Курта. Сама она уже почти не зарабатывает. Конечно, ей скучно без сцены, но она все-таки не может противиться тяге к игре и беспечной жизни на юге. Лотта не хочет верить, что она больше не баловень судьбы, и теперь только и ждет, чтобы поскорее отхватить большой кусок счастья. И ведь дело не столько в деньгах, сколько в моменте перед тем, как