– Я собираюсь лететь в Калининград, – заявил Силуян, поддев оливку и отправив ее в рот.

– Но зачем?

– Искать спрятанный клад. И, возможно, открыть миру нечто такое, что гитлеровские вожди именовали своей главной реликвией.

– Не понимаю. Где же ты будешь искать, в чистом поле? Ау, реликвия, выгляни в окошко, дам тебе горошка.

– Да ладно тебе, Эля, – усмехнулся Силуян. – Я же не безумный кладоискатель. Я подключил к делу одного историка, который думает, что помогает мне с сюжетом новой книги. По-хорошему, конечно, нужно дождаться результатов его исследований, но он сказал, что со дня на день пришлет мне материалы, поэтому я не стану ждать. Поеду в Калининград и уже на месте получу его инструкции. Если честно, мне просто не терпится. Хочется осмотреться.

– Понимаю тебя, – пробормотала Эльвира. – Любому на твоем месте не терпелось бы.

Она заказала себе бокал шампанского и выпила его залпом. Помада оставила на стекле огненно-красный полумесяц.

– А где точно ты будешь осматриваться? Есть у тебя в руках хоть какие-то наводки?

– Разумеется – Силуян достал сигареты и придвинул к себе пепельницу. – Есть указание на вполне конкретное место, где задержали Кранца. В материалах его дела сохранились все координаты, в том числе найденного в лесу аэродрома. Я думаю так – ценности спрятаны где-то между этими двумя точками. В перелеске, где скрывался Кранц с подельниками, их закопать было нельзя – очень близко от дороги. Возле аэродрома тоже нельзя, даже если он отлично замаскирован – такое место, если обнаружат, прошерстят вдоль и поперек.

– Но ведь площадь поиска все равно получается очень большой…

– Однако не целая область с городами и поселками, правда? Впрочем, если пятачок в полтора-два километра тебя смущает, ты не настоящий кладоискатель, – усмехнулся он.

– А вдруг там уже все перекопали, на этом месте? – поинтересовалась Эльвира. – Другие кладоискатели?

– Такой возможности исключать нельзя. Но ведь мы в более выигрышном положении, чем любые черные археологи. Они не обладают той информацией, которая есть у нас. Они ищут по своей системе, но в основном – на ощупь.

– А ты знаешь, что готовится закон о черных археологах? – неожиданно встрепенулась Эльвира. – За это скоро в тюрьму будут сажать.

– Ничего, мы успеем проскочить, – усмехнулся Силуян. – А кроме того, за мной следить не станут. Я писатель, приехал собирать материал для очередной книги… Тут не подкопаешься. Знаешь, я всерьез загорелся этой идеей. А может, просто хочется романтики. Приключения последних суток не в счет.

– Да уж, такое романтикой не назовешь…

Они оба отвели глаза и некоторое время молчали. Потом Силуян снова вернулся к животрепещущей теме:

– В распоряжении-протоколе ясно сказано, что вместе с Кранцем на задание отправилось пять человек. Двоих убили в перестрелке перед тем, как самого Дитриха взяли в плен. В таком случае вопрос: куда делись еще трое?

– У тебя есть догадки? – Эльвира снова оживилась. Все-таки она была журналисткой, и только конкретные факты разжигали в ее сердце настоящий огонь любопытства.

– Разумеется, есть. Думаю, события развивались так. Самолет не прилетел, Кранц понял, что ценности, находящиеся при нем, нужно срочно спрятать. Он хоронит их в тайнике где-то неподалеку. После этого избавляется от троих свидетелей. И с двумя оставшимися начинает пробираться к своим. Но нарывается на наших солдат. В перестрелке последних двух членов его группы убивают, а его берут в плен. В общем, ценности зарыты где-то неподалеку от аэродрома, Эля! И я намерен их найти во что бы то ни стало. Ты мне поможешь?

Силуян с надеждой посмотрел на жену. Он выложил ей все, что знал, все, что ему удалось разгадать. Сейчас выяснится, не зря ли он так старался.

– Дай подумать, – Эльвира прикусила пухлую нижнюю губу. – Это ты можешь свою жизнь планировать как захочешь, а у меня бизнес, планы, съемки и контракты…

– Ладно, – скрывая разочарование, ответил Силуян. – Поехали. Ляжем спать, а завтра с утра я забронирую билет.

– Знаешь что? Бронируй два. Кажется, я вошла во вкус.

* * *

Семен Виссарионович с папкой под мышкой вышел на улицу и, перейдя неширокую дорожку, направился в чахлый скверик, где его с нетерпением ожидал Василий Кузьмич.

– Ну, как? – нетерпеливо воскликнул Швыряев, хватая приятеля за рукав парадного пиджака.

– А как еще может быть? Нормально.

– Тебя приняли, с тобой разговаривали?

– Пробиться оказалось сложно. У нас как было? Допросы всю ночь, а утром к начальству, докладываешь. Потом совещания, политзанятия, физподготовка. И так семь дней в неделю. А эти? Два выходных, в семь – бегут домой, футбол смотреть. Часы приема от сих до сих. И никакой заботы о человеке! А если я не могу в ваши часы приема, то мне уже и помощь не гарантирована? Мне какой-то офицерик в приемной, адъютант, видать, говорит – сейчас не приемное время. Я его спрашиваю – сынок, ты сколько служишь? Говорит – четвертый год. А я, говорю, отслужил в органах четыре десятка лет. Поэтому для меня любое время – приемное. Ты доложи, будь ласков, а дальше я уж сам объясню твоему начальнику, что да как. Не стал спорить, молодец, встал и пошел в кабинет. Вернулся хмурый – нет, говорит, не примет сейчас, приходите завтра в пятнадцать часов, я вас запишу. Ну, думаю, надо приводить в действие тяжелую артиллерию. Завтра, отвечаю, меня уже в живых может не быть. Мне надо сегодня поговорить. И тут же хватаюсь за сердце и падаю на стул. Паренек подбежал, а я ему – у меня валидол в плаще остался, а плащ в коридоре, на стуле. Принеси, а то помру. Он и убежал в коридор. Я встал и прямиком в кабинет.

Гляжу – сидит в кресле натуральный боров, поперек себя шире. Увидел меня, покраснел, как свекла, рычит: «Вы что себе позволяете?! Уходите немедленно, иначе я дам команду арестовать». Ну, меня такими словами не испугать. Однажды на меня сам Лаврентий Павлович кричал – вот был ужас, я сразу с жизнью попрощался. А этот… Смех один. Подхожу ближе и говорю: «Адъютанта своего не ругай, я его обманул. А тебя и обманывать не собираюсь, скажу как есть. Довелось мне в приемной товарища Калинина дежурить, видел, как Михаил Иванович простых людей принимал. Директора мог прогнать, а с рабочим за полночь сидел. Понимал он простых людей, сочувствовал». – «Вы рабочий?» – спрашивает боров. Ну, чего с такого взять? Достаю свое почетное пожизненное удостоверение и – в нос ему. «Читай!» – «Что, – спрашивает, – читать?» – «Кто мне его подписал, читай. И вот еще! – достаю почетную грамоту – на стол ему. – И это читай!»

Прочитал, из кресла выпрыгнул, руку жмет, улыбается. Сразу вызвал своего паренька, чтобы тот чай принес. Потом расспросил, что да как. Нахмурился, озаботился, видно. Стал звонить по друзьям-приятелям да подчиненным. Словом – выведал он все. На прощание сунул мне бумажку, где его должность, фамилия и телефон, просил заходить, если надо. Да только на хрен он мне сдался, зачем я пойду к нему? Чай у него плохой, конфет я не ем, а говорить с ним тошно, зажрался мужик. Но черт с ним, я тебе сейчас про Артура твоего расскажу.