– Не думаю, – пожал плечами Рай. – Пока это не случилось с тобой… – Он помолчал. – Как ты думаешь, это может произойти? То есть если ты…

– Я антари! – перебил Келл, изо всех сил стараясь не повышать голоса. – Я приемный сын королевской семьи Мареш, самый сильный маг в Арнезийской империи, а может быть, и во всем мире…

– Тише, Келл, где твоя скромность?

– …и ты хочешь, чтобы я состязался на турнире трех империй!

– Разумеется, великий и могучий Келл состязаться не может, – согласился Рай. – Иначе исход игр будет предрешен. Может начаться война.

– Вот именно.

– Поэтому ты выйдешь на арену в маске.

Келл застонал, качая головой.

– Рай, это безумие. Даже если тебе кажется, что дело выгорит, Тирен этого ни за что не позволит.

– Он и не позволил. Сначала. Дрался со мной, как лев. Говорил, это безумие. Называл нас глупцами…

– Это не я придумал!

– …но в конце концов понял, что одобрять и разрешать – это не одно и то же.

– И почему же Тирен передумал? – прищурился Келл.

Рай запнулся:

– Потому что я сказал ему правду.

– Какую же?

– Что это нужно тебе самому.

– Рай!

– Что это нужно нам. – При этих словах он едва заметно поморщился.

Келл встретился глазами с братом:

– Что ты хочешь сказать?

Рай вскочил с кресла.

– Не тебе одному хочется выпрыгнуть из кожи, – он нервно зашагал по комнате. – Я же вижу, как давят на тебя эти стены. Я это чувствую. – Он постучал себя в грудь. – Ты целыми днями тренируешься в Цистерне, а сразиться не с кем. После Холланда, после Данов, после Черной ночи ты не знал ни дня покоя. И если хочешь услышать правду, то, если ты не найдешь себе отдушину… – он помолчал, потом продолжил: – Я в конце концов тебя своими руками задушу.

Келл вздрогнул и посмотрел на маску у себя на коленях. Она была простая и изящная, украшенная лишь парой небольших крыльев над ушами. Он провел пальцами по гладкому серебру. На него глядело выпуклое отражение. Это было безумием, и он сам испугался, когда понял, как сильно ему хочется согласиться. Но нельзя.

Он отложил шлем на диван.

– Это слишком опасно.

– Если мы будем осторожными, то нет, – настаивал брат.

– Мы связаны с тобой, Рай, моя боль станет твоей болью.

– Я знаю.

– Тогда ты понимаешь, что я не могу. И не стану.

– Я тебе не только брат, – заявил Рай, – но и принц. И я приказываю. Ты будешь участвовать в Эссен Таш. Пусть твой огонь немного выгорит, пока он не сжег тебя дотла.

– А как же наша связь? Если меня ранят…

– Тогда я разделю твою боль, – ровным голосом произнес Рай.

– Это ты сейчас так говоришь, а…

– Келл! Больше всего на свете я боюсь не смерти. Я боюсь причинить кому-то страдания. Я знаю, что ты чувствуешь себя узником. И знаю, что твоя клетка – это я. И не могу… – Его голос дрогнул, и Келл ощутил боль брата, все, что он пытался приглушить до темноты и утопить до утра. – Ты выступишь. Ради меня. Ради нас обоих.

Келл выдержал взгляд брата.

– Ладно.

Рай дрогнул, затем расплылся в улыбке, и его повзрослевшее лицо на миг стало прежним, мальчишеским.

– Выступишь?

Келл снова взял маску в руки, и его пронзила радостная дрожь.

– Да. Но если я не могу выступать под своим именем, то кем я буду?

Рай достал из шкатулки свиток, которого Келл сначала не заметил среди вороха упаковочной бумаги. Келл развернул его – это был арнезийский список участников. Двенадцать имен. Бойцы, представлявшие империю.

Там, конечно, была Кисмайра, а также Алукард (Келл обрадовался: наконец-то у него будет законный предлог сразиться с негодяем). Келл читал дальше.

– Я сам выбрал тебе псевдоним, – похвастался Рай. – Ты будешь выступать под именем…

– Камероу Лосте, – Келл прочитал вслух седьмое имя.

Ну конечно.

К. Л.

Буквы, вырезанные на ноже, который он носил у предплечья. Единственное, что осталось от прежней, неведомой ему жизни. Эти буквы стали его именем – К.Л., Ка-Эль, Келл. Много долгих ночей он гадал, что они могут значить. Много ночей придумывал себе имена.

– Правда, хорошее имя? – заволновался Рай, приняв молчание Келла за недовольство. – Вполне достойное принца!

– Сгодится, – ответил Келл и, пряча улыбку, отложил свиток.

– Ну, – Рай протянул шлем Келлу, – тогда примерь.

Келл медлил. Оба понимали – этот жест будет означать многое. Если Келл наденет маску, то безобидная глупая затея перерастет в нечто большее. Обретет реальность. Келл протянул руку и взял шлем.

– Надеюсь, подойдет, – сказал Рай. – У тебя голова большая.

Келл встал и надел шлем. Внутри он был мягким, поэтому сел ладно, уютно. Глазная щель тянулась от уха до уха, не мешая ни видеть, ни слышать.

– Как я выгляжу? – спросил Келл. Металл приглушал его голос.

– Сам посмотри, – Рай кивнул на зеркало. Келл обернулся. Зрелище было завораживающее, полированный металл отражался в зеркале, а зеркальное отражение повторялось в металле. Забрало хорошо скрывало глаза: никто не сможет разглядеть, что один глаз у него голубой, а другой черный.

– Я буду слишком выделяться, – сказал он.

– Это Эссен Таш, – напомнил Рай. – Там все выделяются.

И верно, там все носили маски и шлемы, это было частью спектакля, данью традиции. Но дело было не только в маске.

– Обычные участники не одеваются, как на войну.

Рай скрестил руки на груди и окинул его оценивающим взглядом.

– Обычным участникам незачем скрывать свою личность. Но твое лицо… гм… не похоже на другие.

– Ты назвал меня уродом?

– Мы оба знаем, что ты первый красавчик на балу, – фыркнул Рай.

Келл украдкой бросил взгляд в зеркало. Серебряный шлем парил над черными одеждами, но чего-то не хватало…

На спинке кушетки лежал его плащ. Он встряхнул его, выворачивая, и простая черная накидка с серебряными пуговицами преобразилась.

– Я эту сторону никогда не видел, – сказал Рай. И Келл тоже: он обнаружил ее всего несколько дней назад, когда от скуки решил посмотреть, какие еще тайны скрывает его плащ (время от времени наряды, которыми он не пользовался, исчезали, их место занимали новые).

Неожиданное появление этой стороны, не похожей на другие, удивило его, но теперь, накинув плащ, он понял: дело в том, что этот наряд не его.