Вода вокруг принца еще не успокоилась. Он положил пальцы на поверхность и стал ждать, пока разгладится рябь.

Эту игру он придумал еще в детстве – проверял, сумеет ли успокоить потревоженную гладь. Не магией, а одним лишь терпением. Повзрослев, обнаружил, что ожидание дается ему еще труднее, чем власть над стихиями. Но сейчас стало получаться. Он стоял в самой середине бассейна, затаив дыхание, и следил, как разглаживается вода. Постепенно она стала ровной, как зеркало, и отразила черные волосы Рая, его золотистые глаза. Взгляд принца, как обычно, скользнул по смуглым плечам к серебристой метке на груди.

Два сплетающихся круга. Такие знакомые и такие чужие. Символ смерти и жизни. Он прислушался, уловил в ушах биение сердца – не только своего, но и Келла. Два схожих ритма звучали все громче и громче, вот-вот они потревожат идеальную гладь воды…

Тревожное биение утихло под действием едва уловимой ауры покоя.

– Ваше высочество, – сказал от дверей Вис. – К вам…

– Пусть войдет, – ответил принц, не оборачиваясь. Он закрыл глаза и прислушался к шороху босых ног, к шелесту мантии о камень, тихому, но все же способному заглушить биение братнего сердца.

– Доброго дня, принц Рай. – Голос у авен эссена был низкий, мягче королевского, но столь же сильный. Звучный.

Рай медленно обернулся к верховному жрецу, и его лицо озарилось улыбкой.

– Тирен! Какая приятная неожиданность.

Верховный жрец Лондонского святилища был невелик, но отнюдь не тонул в своих белых одеждах. Напротив, он их наполнял, и пышные складки тихо шелестели, даже когда он стоял неподвижно. С его появлением воздух неуловимо менялся, и покой, будто снег, окутывал все вокруг. И это хорошо, потому что многие рядом с ним чувствовали себя неуютно, людям казалось, что Тирен видит их насквозь, видит мысли, желания, душу. Вот почему, наверное, Вис внимательно разглядывал свои сапоги.

Авен эссен для многих был фигурой устрашающей, – как и Келл, наверное, – но для Рая мастер Серенс всегда оставался Тиреном.

– Если я не вовремя… – начал мастер, убрав руки в рукава.

– Напротив, – поспешил заверить его Рай, поднимаясь по стеклянным ступеням, окружавшим бассейн со всех сторон. Он чувствовал, как все взгляды устремились на его грудь – не на символ, впечатанный в загорелую кожу, а на шрам между ребрами, там, куда Астрид вонзила нож. Не успел холодный воздух коснуться его тела, а взгляды – стыдливо отпрянуть, как к принцу подскочила служанка и накинула на него красный бархатный халат.

– Оставьте нас, – велел принц остальным. Слуги потянулись к дверям, но стражник медлил. – Ты тоже, Вис.

– Принц Рай, – возразил солдат. – Мне не положено…

– Не бойся, – усмехнулся Рай. – Вряд ли авен эссен злоумышляет против меня.

Серебристые брови Тирена чуть приподнялись.

– Это мы еще посмотрим, – проговорил жрец ровным голосом.

При этих словах Вис застыл на месте. Рай вздохнул. После Черной ночи королевские стражники получили строгий приказ не спускать глаз с наследника престола. И с его антари. Он не знал, какие именно слова произнес отец, но среди них наверняка были «под страхом смерти».

– Вис, – произнес он, стараясь подражать каменной властности отца. – Своим навязчивым присутствием ты оскорбляешь и меня, и авен эссена. В этом зале всего одна дверь. Стой с другой стороны вместе с Тольнерсом и стереги ее.

Видимо, речь вышла убедительной, потому что Вис кивнул и неохотно вышел.

Тирен опустился на каменную скамью у стены, и белые одежды растеклись вокруг него, будто озеро. Рай уселся рядом.

– Да, суровая компания, – сказал Тирен, когда они остались одни.

– И не говорите, – пожаловался Рай. – Усердие – это утонченная форма наказания.

– Приготовления к турниру идут полным ходом?

– Конечно, – подтвердил Рай. – Арены почти готовы, королевские шатры воистину роскошны. Я даже чуточку завидую магам.

– Надеюсь, ты не собираешься состязаться?

– После всего, на что пошел Келл, чтобы вернуть меня к жизни? Это была бы черная неблагодарность.

Тирен едва заметно сдвинул брови. На обычно спокойном лице авен эссена это читалось как проявление недовольства (он утверждал, что только Келл и Рай способны вызвать появление этой морщинки у него на лбу).

– Кстати, о Келле… – начал Рай.

Взгляд Тирена стал суровее.

– Ты передумал?

– А вы на это рассчитывали?

– Надеялся.

Рай покачал головой:

– А из-за чего нам тревожиться?

– Помимо твоих дурацких планов? Больше не из-за чего.

– А шлем?

– Будет готов. – Авен эссен закрыл глаза. – Стар я становлюсь для таких хитростей.

– Тирен, ему это очень нужно, – сказал Рай. И добавил с лукавой усмешкой: – А сколько вам лет?

– Достаточно, – отозвался Тирен. – А что? – Он приоткрыл один глаз. – Седина становится заметной?

Рай улыбнулся. Сколько он себя помнил, волосы у Тирена всегда были серебристые. Рай любил старика и подозревал, что, несмотря на свою суровость, Тирен тоже его любит. Он был авен эссеном, защитником города, талантливым целителем, близким другом королевской семьи. Обучал Келла, как только у того проявилась сила, ухаживал за Раем, когда тот болел, защищал, если тот шалил и боялся наказания. Да, они с Келлом много лет не давали старику скучать.

– Знаешь, – медленно произнес Тирен, – напрасно ты показываешь свою метку каждому встречному.

– Я же не могу постоянно ходить одетым, – отшутился Рай.

– Да, я, пожалуй, прошу слишком многого.

Рай прислонился затылком к камням.

– Все думают, что это шрам после той ночи, – ответил он. – И, если вдуматься, так оно и есть. И, пока Келл ходит одетым – а этого добиться гораздо проще – никто ни о чем не догадывается.

Тирен вздохнул – у него это было выражением недовольства. По правде сказать, метка беспокоила Рая гораздо больше, чем он признавал. И чем больше он ее прятал, тем сильнее она его угнетала. Но, как ни странно, других шрамов у него не было. Глядя на свои руки и грудь, Рай видел, что, если не считать серебристого магического следа и ножевой раны под ним, маленькой и бледной, кожа идеально чиста. Печать – вещь неприятная, но честно заслуженная. И никуда от нее не деться.

– Люди шепчутся, – заметил Тирен.

– Если бы я старательно прятал метку, они бы шептались еще больше.

Рай подумал: а что, если бы он не принял от Холланда дар силы, а пришел бы к Тирену и рассказал, что боится слабости? Нашел бы старый жрец нужные слова? Сумел бы помочь? Рай рассказал Тирену обо всем через несколько недель после катастрофы. Признался, что принял талисман обладания, и стал ждать упреков. Но Тирен внимательно выслушал и заговорил, лишь когда у Рая слова закончились.