– В оборону! В оборону! – вскричал князь, соскальзывая с коня, стараясь закрыть тушей себя от обстрела.

С обоза свалился возница, схватившись за область груди.

И ни черта. Ни черта не было видно, где нападающие, сколько их. Вся серость обрушилась на них. Ладимир кое-как обнажил меч, для этого пришлось оттолкнуть коня и встать к обозу спиной. Рядом спешились воины, стараясь закрыть князя спинами. Кто-то кричал от боли. От чёртова шлема Чубанский не мог рассмотреть на расстоянии вытянутой руки. Хотелось крикнуть, чтобы они расступились. Рядом на Ладимира кричал Клим:

– Князь, не сымайте шлем! Князь! Князь! Вы куда? Охранять князя!..

Трофим легко коснулся губами Алениных. Сердце ликовало и упорно не хотело замечать очевидного: девушка не желала становится его женой. Лежала, плотно сжавши руки, ноги и глаза с губами, казалось, и дышала через раз. Трофим обозлился.

– Да что с тобой не так? Неужели настолько я тебе противен?

Алена подскочила на кровати, заплакала, руки целовала.

– А что? Что тогда?

Отвернулась к окну. Трофим догадался.

– Не любишь меня. – Она только кивнула слегка.

– А кого тогда любишь? – Алена закусила губу и не смела смотреть на воеводу.

– Ты глупая. – Воевода обнял девушку за плечи, заставляя повернуться и посмотреть на него. – Кто о тебе позаботится больше, чем я? Да, Чермного нет, но кто тебя после всего случившегося простит? Думаешь, не догадается люд простой, не вспомнит тебя в простых одёжах, не признает в тебе погибшую лекарку? Дак тебя же как ведьму камнями забьют! Неужели жить не хочешь?!

Трофим говорил, он много говорил. Не скрашивая, не утаивая от Алёны ничего. Почему крепость Пересеченскую ставят, что война скоро будет большая да кровопролитная, а их дом будет в самом пекле стоять. А ежели власти да денег не будет, чтобы уберечь, выслать её после в Московию как жену воеводскую, так надёжно это будет, надёжнее, нежели Алена будет жить сама по себе или приживалкой у князя Загорского, где её все равно могли бы обидеть.

В какой-то момент Алена сломалась, припомнив, что с ней случилось за последние года. Кто был действительно всегда внимателен, кто убил насильника её и всячески уберегал от бед. Готова ли она снова встретиться с жизнью лицом к лицу?

И вдруг поняла, не хочет, не сможет, уже не осилит. Не любовь, не страсть, а что-то противное, практичное влезло, вкралось в неё, заставляя неистово целовать, не любить – благодарить Трофима всю ночь напролёт. Благодарить за ту жизнь, что обещал подле него, за те хоромы светлые, что в своей жизни она видела только у князей. За ту сытость, что обеспечит воеводская должность мужа. Благодарила…

Утром Трофим проснулся засветло, вышел на улицу, вылил на себя целое холодное ведро воды. Закрыл глаза, с удовольствием вспоминая ощущения прошедшей ночи, помня запах и вкус любимой на губах. Казалось, Алена пропитала его всего, осветив, поменяв внутри, сделав счастливым. И воевода Пересеченский был счастлив, хоть и понимал, что счастье его с привкусом горечи. Но пустое отогнал подальше. Новый день сулил новые задачи, которые надо было решить. Поэтому Трофим крикнул служке да начал собираться на стройку.

Пересеченск рос, а с тем, что теперь здесь крепость встала, так и люд с окрестностей стал чаще наведываться, а кто и вовсе переехал со своими пожитками. В большой город превращался Пересеченск на глазах. Возвели первую линию обороны, отбойницы, возвышавшиеся на порядок выше деревьев, позволяли рассмотреть даже берег по ту сторону бурной речки. Поднялся и мост навесной, небольшой, но обеспечивавший переправу на ту сторону малого отряда в случае необходимости.

– Красота! – Трофим резко обернулся. Прислонившись к полированному дубу, улыбался Святослав.

– Князь! – Воевода кинулся обнимать своего господина.

– Чай, тебя поздравить можно, старый друг? – вопросил Святослав после крепкого рукопожатия.

– Можно, князь, можно. Вчера только вот в церкви обвенчались.

– А чего так долго ждал?

– Да дела все не давали покоя.

– И как они, дела-то?

– Хорошо, князь.

– А что, воевода, накормит ли твоя жена нас?

– А то! – Трофим радостно улыбнулся. – Готовится все утро к приезду гостя милого!

И пошли они по дороге, успевая перекинуться словами со строителями, с жителями, а между делом, чтобы уши лишние не могли их разговор подслушать, пошли в баню, да там в тихой беседе обсудили, каким образом пойдут переправлять дань Орде. Поскольку частенько такое случалось, что нападали на обозы всякие лихие люди, и надобно было так скумекать, чтобы воинов не потерять да перед Ордой не осрамиться, а то и головы не лишиться, ежели не досчитается великий хан своего добра.

Через день оба смотрели в сторону, откуда должен был появиться их друг, Ладимир. Чубанский запаздывал, хотя должен был прибыть со Святославом в один день.

Ладимир тяжело опирался на свой меч. Вокруг лежало мясо; вспоротое, когда-то оно ходило на двух ногах да имело имена христианские. Кто-то из павших продолжал часто и тяжело дышать, выдыхать последний воздух, кто-то звал мамку, а кто молился. В этот момент было совершенно неважно, враг лежит али друг взывает о помощи. Все смешалось, были люди, и была смерть вокруг них. Ужасающая и бесповоротная.

– Князь, – горевал Клим Хваткий, схватившись за голову, – что же мы повезём в Орду?

Возле перевёрнутого да разграбленного обоза лежал схваченный из атаковавших их. Русич, судя его оружию, не относящийся ни к одному из малочисленных племён, что скрывались в лесах. Отметин на доспехах или ещё чего примечательного при нем не было, посему решили они с Климом, что перед ним наёмники.

– Кто тебя послал? – задал вопрос Ладимир.

– Да пошёл ты к черту!

Князь нехорошо улыбнулся, а потом отпнул ножичек, до которого пытался долезть его враг.

– Лучше сдохну, чем тебе хоть что-то скажу!

– Скажешь, ты мне все скажешь. – Ладимир, не дожидаясь, пока Клим соберёт остатки разграбленного обоза да поймает лошадей, взвалил на себя пленника и пошёл в лес.

– Клим, вези добро по дороге, будешь отвлекать, а то вдруг вернутся лихоимцы! Я по другой дорогой пойду. Выведать кое-что надобно!

– Понял, князь! Может, тебе людей выделить?

– Не надо! Дойдёшь до Святослава, сообщи о нападении и скажи, чтобы делал все без меня…

– И боле ничего не сказал? – Святослав нахмурился.

– Боле ничего, князюшка. – Клим боялся Загорского, вроде нормальный здоровый мужик, но вот шло от него что-то, чего солдат разобрать не мог. – Сказал, что сам нагонит.