экспертов, сделанное в ежегодном докладе за 2011/2012 г., о создании фонда погашения долгов (Schuldentilgungsfonds), который потребовал бы от такой страны, как Италия, год за годом обеспечивать в своем государственном бюджете экономические условия для «постоянного первичного профицита» в размере 4,2 % в год на протяжении как минимум 25 лет [Sachverständigenrat zur Begutachtung der gesamtwirtschaftlichen Entwicklung, 2011, S. 115]. И только таким образом Бофингер с коллегами могут бороться за «строгую бюджетную дисциплину» в будущем в обмен на «обобществление» долгов европейских стран сегодня; только так ЕЦБ может приобретать облигации проблемных государств в обмен на их согласие на проведение в будущем реформ – таких, например, как сокращение пенсионных выплат или продажа государственных предприятий. Во всем этом представление о возможности технократического контроля за политикой и обществом в целом держится как рабочая гипотеза, на удивление устойчиво не вызывая разочарования, – можно даже сказать, как идеология в смысле иллюзии, обязательной к исполнению. Здесь уместно вновь вспомнить опыт федеральной земли Бремен: ее долги после заключения с федерацией пакта об освобождении от задолженности в начале 1990-х годов резко увеличились, вместо того чтобы снизиться [Konrad, Zschäpitz, 2010]; однако напоминание об этой истории ничего не меняет в сознании, о чем ярко свидетельствует и опыт Европейского центрального банка с первой программой выкупа итальянских облигаций в 2011 г. в качестве помощи[167].

Реальны ли фантазии относительно управляемости, которыми тешат себя самонадеянные спасители из валютного союза? Быть может, они не более чем выражение решимости использовать все доступные средства, чтобы воплотить эти фантазии в жизнь, плюс вера в то, что обман, запугивание и нравственная маргинализация оппозиции вкупе с разнообразными надежными мерами по обузданию парламентской демократии и институционализации олигархии и экспертократии на национальном и европейском уровнях, в конечном счете, если долго над этим работать, позволят достичь цели.

СОПРОТИВЛЕНИЕ В МЕЖДУНАРОДНОМ ГОСУДАРСТВЕ КОНСОЛИДАЦИИ

Международное государство консолидации занято тем, что обесценивает политические ресурсы граждан демократических национальных государств. Они играют все меньшую роль в новой системе координат капиталистическо-демократического конфликта распределения, тенью нависающего над национальной политикой, т. е. на глобальных финансовых рынках и в залах заседаний межгосударственной финансовой дипломатии. В узких рамках международно опосредованных национальных демократий оппозиция по отношению к надгосударственному диктату строгой экономии чрезвычайно затруднительна, но не невозможна. Как показывает греческий опыт, несмотря на все угрозы и пропагандистские выступления международного сообщества, в случае если его требования заходят слишком далеко, результаты национальных выборов все еще способны доставить немало неприятностей – и взвинтить расходы, которые несут государства-доноры ради того, чтобы государство-должник не вышло из игры.

События лета 2012 г. в Греции и Италии, с одной стороны, и в Германии – с другой, наглядно иллюстрируют это. В Германии оппозиция поддерживает правительство в его безусловной приверженности евро и вместе с ним выступает с требованием строгой бюджетной дисциплины в странах-должниках под контролем Брюсселя[168]. Разница лишь в том, что оппозиция ради европейского мира демонстрирует свою готовность заплатить за это очень высокую цену – например, в виде взаимозачета старых и новых долгов стран ЕС или в форме дополнительных «программ роста», вероятно, предполагая, что этого все равно не избежать, и надеясь завоевать голоса избирателей перед выборами за счет усиливающегося недовольства части населения по поводу растущей европейской враждебности к Германии. Если же правительство при молчаливом согласии оппозиции попытается предопределить основные проблемы будущего европейской интеграции и немецкого государства в рамках безальтернативной международной повседневной деятельности, то оно столкнется с сопротивлением некоторых парламентариев, в том числе депутатов от правящих партий, которые могут усмотреть в этом лишение власти парламента партийным руководством и обратятся за помощью в Конституционный суд, чья юрисдикция позволяет разбираться в вопросах демократии и суверенитета.

Что же касается Греции и Италии, то там тоже национальные партии, выборы и парламенты тормозят победное шествие международного государства консолидации. В Греции возвращение партий в правительство после провала «технократа» Пападемоса вынудило брюссельское сообщество государств ослабить давление режима жесткой экономии на греческое население и увеличить суммы обещанного вознаграждения за проведение необходимых мер по консолидации. В Италии правительство Монти почти сразу же после своего формирования было вынуждено пойти на уступки левым партиям и профсоюзам, что выходило за рамки тех мер, которые Брюссель считал необходимыми. Кроме того, Монти, уже довольно давно культивировавший националистические настроения, использовал их для улучшения своей переговорной позиции, особенно по отношению к Германии, что позволило ему добиться, чтобы требуемые от него меры по модернизации были ослаблены; в этом смысле возвращение к ведению «политики как обычно» было следствием замедления темпов реализации политики консолидации.

В то же время пример Соединенных Штатов отчетливо показывает, что нет никаких гарантий успешного сопротивления против хайекианской «трансформации демократии» [Agnoli, 1967]. Сегодня в США финансовые гиганты Уолл-стрит практически безупречно подчинили себе правительственный аппарат, и этому нисколько не помешало избрание в 2008 г. президента от Демократической партии, рассыпавшего популистские обещания. Несмотря на неприлично высокий уровень социального и экономического неравенства, выросший за последние два десятилетия [Hacker, Pierson, 2011], и такой же высокий уровень безработицы, длящейся на протяжении многих лет, только около половины населения участвует в национальных выборах. Осенью 2012 г. им было позволено выбрать между очень богатым бывшим менеджером хедж-фонда и президентом, который после разового дорогостоящего спасения экономики от финансовых рынков и финансовых рынков от самих себя ничего не хочет предпринимать для регулирования их активности и ограничения их экономических возможностей, чтобы не дать полностью высосать экономику[169]. Примечательно, насколько успешно плутократия сдерживает общество, глубоко расколотое и дезорганизованное, ослабленное репрессиями со стороны государства и одурманенное продуктами культурной индустрии, которые Адорно не смог бы изобразить в своих даже самых пессимистических сценариях, – плутократия, которая опутала весь мир и которой не составляет особого труда купить не только политиков, партии и парламенты, но и общественное мнение.

Что делать в объединенной по хайекианскому сценарию Европе, если традиционные каналы демократической артикуляции интересов между межгосударственными и обязательственными соглашениями закрыты? Как известно, социал-демократическая модель ответственной оппозиции заключается в том, чтобы навязать капиталу проекты реформ, которые бы не только были полезны рабочему классу или аффилированным с ним организациям, но одновременно помогали капитализму решить проблему производства и воспроизводства, которые он со своими институциями не в состоянии решить в одиночку. Глава Маркса о борьбе за ограничение рабочего дня [Marx, 1966 (1867)] (рус. пер. Маркс К. Капитал. М., 2013, гл. 8) является в данном случае locus classicus и важнейшим историческим примером того, что для обеспечения прибыльности массового производства необходим массовый спрос, который в фордизме достигается путем повышения заработной платы, завоеванного профсоюзами. Сегодня же возникает ощущение, что больше нет ничего, что широкие