— Ты поэтому уже порыдать успела? — удивленно взлетают его брови.

Киваю, опуская голову.

— Иди ко мне, Сонь… — понижается его голос до таких любимых мною вибрирующих ноток, что я моментально начинаю трепетать в ответ.

Ощущение такое, будто душа становится на цыпочки и готова бежать вприпрыжку к своему хозяину.

Но я жестко торможу этот порыв, приказывая себе стоять на месте.

— Нет, меня не нужно жалеть, — качаю головой. — Я пойду собираться… пытаюсь быстро юркнуть мимо Сергея в коридор, но он ловко отлавливает меня за локоть и, крутанув вокруг своей оси, усаживает к себе на колени.

— Так! — говорит грозно. — Сейчас быстро, четко и по-делу ты мне выдаёшь суть слёзной трагедии, а потом мы с тобой едем гулять.

Сердце ухает, счастливо замирая.

— Гулять? — переспрашиваю, заглядывая ему в лицо и стараясь скрыть всю огромную бурю эмоций, которая захлестнула меня мгновением раньше.

— Ты же вчера просила, — жмёт плечами Сергей, как ни в чем не бывало. — Я обещал.

Не выдержав своих чувств, набрасываюсь ему на шею и крепко обнимаю, чувствуя, как Северов сначала удивлённо замирает, а потом кладёт руки на мою спину и начинает легонько проглаживать.

— Я подумала, что ты решил не тратить на меня время, — признаюсь громким шёпотом. — А я так старалась тебя порадовать. Завтрак приготовила. Ты не сказал ничего и… Спасибо тебе!

— О, Господи… — он бережно отлепляет меня от себя и передерживая за плечи, заставляет посмотреть в глаза. — Соня… — интонация становится нежнее, но строже. — Чтобы с тобой провести время, мне нужно было разгрести дела. И их сейчас очень много. Работая, я привык отключаться. Давай обойдёмся без женских закидонов. Если для тебя что-то становится критично важно, говори. Я очень постараюсь тебя услышать.

— Я… понимаю, — киваю, смущаясь и чувствуя себя полной дурой. — Спасибо! Прости меня, пожалуйста.

— Ну все, детка, — он коротко но глубоко целует меня в губы. — Беги приводи себя в порядок и одевайся теплее.

— А куда мы пойдём? — я начинаю восторженно вибрировать от предвкушения первого в своей жизни настоящего свидания.

— Туда, где, надеюсь, оба кайфанем, — он с улыбкой щёлкает меня по носу. — Место у меня одно из головы не выходит, также, как и ты. Поэтому, я почти уверен, что вы друг другу понравитесь.

Соня

— Ты хорошо шнурки затянула? — подходит ко мне Сергей.

— Вроде бы — да, — отвечаю неуверенно и пытаюсь найти на лезвиях равновесие, чтобы встать с лавки.

— Ну-ка, дай посмотрю! — он присаживается передо мной на корточки и, ворча, что я совершено непутевая, перешнуровывает ботинки.

Это так тепло и приятно, что я зажмуриваю глаза и глажу его по голове.

Сейчас мне совершено все равно, что я никогда не стояла на коньках раньше. Видя, как открывается и по-мальчишечьи горит идеей Северов, я готова сбивать коленки ближайший час. Ну и, в конце концов, елка там прямо посередине катка очень красивая. Можно час и у борта постоять.

— Ты хоккеем занимался? — догадываюсь я, когда мы выходим из вагончика проката и идём по резиновой дорожке к выходу на лёд.

— Да, — кивает Северов. — Нападающим был. До девятого класса занимался, а потом, когда отца убили, пришлось бросить из-за переезда.

— О… — я крепче сжимаю пальцами его руку, не зная, как прокомментировать услышанное.

— Не будем об этом, — Северов резко оказывается передо мной и, подхватив за талию, прижимает к себе. Впивается в мои губы и заставляет сдаться этому натиску.

Я отвечаю Сергею, постанывая от прокатывающихся по телу приятных ощущений, и стараюсь вложить в свои поцелуи максимум того, что чувствую нему.

— Тише, тише, — довольно посмеивается он. — Вот это давай сейчас запомним и отложим до ночи. Я хочу, чтобы ты также целовала меня в постели.

— Хорошо… — киваю, вспыхивая, и оглядываюсь по сторонам, боясь, что последние слова кто-то слышал.

— Трусишка, — он разгадывает мой манёвр и легко шлепает по попе. — Это кто из нас ещё не желает афишировать отношения?

Час на льду проходит очень быстро. Я даже не успеваю почувствовать, что на улице почти минус десять. Северов терпеливо учит меня кататься, все время держа за руки. Иногда я отпускаю его и пытаюсь двигаться сама, пока он рассекает по льду на совершено космической для меня скорости по кругу.

Мы смеёмся и целуемся, как обычные влюблённые, только чуть горячее и откровеннее, чем остальные. Сергей совершено не умеет вовремя тормозить. А, может, просто специально прошибает мои границы и формирует в голове мысль о том, что сегодня у нас с ним обязательно все случится. И это, наверное, справедливо.

После мы обедаем в пиццерии и, как я мечтала, болтаем о всякой ерунде.

— Расскажи мне ещё что-нибудь, — как кошка, подлезаю ему под руку, выпрашивая объятий и отвлекаю его от очередной переписки, в которой он завис уже почти десять минут назад.

— Рассказать… — повторяет он за мной отстранённо. — Чего тебе рассказать? — блокирует телефон, и позволяет мне уютно устроиться у себя на груди.

— Ну что-нибудь смешное, — прошу, морща нос. — Ты же не всегда был взрослым, умным и строгим.

— Другим я себя плохо помню, — он касается губами моей макушки и делает глоток кофе. — Поэтому мои истории назвать смешными можно только с натяжкой.

— Давай попробуем, — прошу его. — Мне интересно все-все.

— Ладно… — на мгновение задумывается. — Я, как мы с матерью переехали, сразу работать пошёл на строительную базу. Мне очень хотелось ей помогать. Так вот, поставили меня на отдел сантехники.

— Ты продавал унитазы? — хихикаю я.

— И их тоже, — киваю. — Так вот, сижу я на стуле, делаю домашнюю работу по физике, как сейчас помню. Формулы не сходятся, голова пухнет. Поднимаю глаза от тетради, а мимо меня ванна ползёт…

— В смысле ползёт? — я задираю голову и смотрю ему в глаза.

— Ну вот так, — он улыбается воспоминаниям. — В прямом смысле. Я думал, у меня глюки началась. Уже чуть позже я узнал, что это была такая модная игра среди сотрудников. Называлась она «черепаха». Цель была залезть внутрь ванны и проползти с ней на спине до выхода из павильона. Просто стырить ванну, короче. И за это полагался денежный приз из кубышки взносов на участие.

— Совсем людям было заняться нечем, — осуждающе заключаю.

— Да, в общем то, заниматься рыночным действительно было больше нечем, — подтверждает он мои слова. — Кстати, примерно в тоже время, я познакомился с Саидом и Алексеем.

— Они с тобой работали?

— Отец Саида был директором рынка. А у матери Алексея стояло палаток двадцать с одеждой и обувью.