Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окончательно протрезвев, если это так можно назвать, тру лицо ладонями.
Неожиданно! И, честно говоря, что делать с женской просьбой «порадуй меня», я очень хорошо знаю. А что делать с просьбой «безраздельно подари мне своё время»…. Хрен его знает. С одной стороны — это интересно, а с другой — неизбежное обнажение мыслей, разговоры, появление каких-то совместных традиций и воспоминаний… Заход на опасную территорию созависимости, глубоких чувств. Короче, идея на самом деле так себе.
Вот только Соня права. И я не настолько прогнил, чтобы это не признать. Жить вместе ради качественной интимной жизни и материального достатка в возрасте за тридцать — это здравый ход. А вот проглатывать это в восемнадцать, дарить все самое лучшее мужчине, который не пускает тебя к себе в душу — это плохо. Очень грустно.
— Извини… — обижено дёргаются губы Сони. — Не думай об этом. Мне просто вдруг показалось… — делает глубокий вдох и дует себе на глаза, пытаясь не заплакать.
Собирает одеяло и уползает от меня на другой конец кровати, сворачиваясь калачиком и подтыкая под себя края со всех сторон.
«Ах ты ж черт!» — до меня доходит, что я слишком долго не даю ей никакого ответа. И что делать? Встать и уйти?
Она этого не простит.
Остаться?
Сердце заходится тахикардией, как будто я сейчас решаю прыгнуть в рамку самолета или лететь дальше.
И, как бы, прыгнуть — оно того стоит. Говорят, что там, за чертой есть восторг, эйфория, чувство самоудовлетворения… Но страшно. А что после? Ведь если не прыгнешь, то там дальше все понятно, а здесь…
Здесь молодая женщина в твоей постели. И если уж в жизни с кем-то прыгать, то с ней сейчас хочется сделать это больше всего.
Глушу дрожь в плечах, забираюсь на кровать и ложусь рядом с Соней. Сгребаю ее в охапку и, вдыхая запах с ее макушки, притягиваю девушку к себе.
— Куда ты там пойти завтра хотела? — сдаюсь я.
— Я пошутила, — обижено в подушку.
— У тебя завтра выходной? — вспоминаю я.
— Да… — снова коротко.
— Понял, — целую ее в кромку ушка. — Что-нибудь придумаем. Давай спать. Только пусти меня под одеяло.
Соня пару секунд не двигается, видимо, решая опасен я или нет.
— Мы будем спать, детка, — тяну край одеяла на себя. — Я обещаю.
Она раскручивается из нескольких слоев ткани и прижимается к моей груди спиной.
Ее тело нежное и горячее, а я ледяной. И мне так нестерпимо снова хочется понаглеть и добраться руками до самых чувствительных женских местечек. Но я мысленно приказываю себе не борзеть.
«Она и так уже голая в твоей постели.»
И то, что сегодня у нас будет только общее тепло — это правильно.
«Хотя…» — дальше голове появляется совершенно неожиданная мысль. — «Если бы я был отцом девочки. И узнал, что какой-то хрен с ней так нагло поступает, я бы его убил.»
Стискиваю Соню крепче. Она, мурлыкая, и почти засыпая, льнет ко мне, разворачиваясь лицом, и ложится на грудь. Мое сердце лупит ей прямо в ухо… Я любуюсь ее нежными чертами лица. И в какой-то момент тоже расслабляюсь, закрывая глаза. Ну, значит, прыгнули…
Соня
Я волнуюсь сильнее, чем на своём первом экзамене.
Делаю вид, что ем, но сама из-под ресниц наблюдаю за реакцией Сергея на приготовленный мною завтрак.
Я очень старалась, а он… он машинально работает вилкой, закидывая кусочки еды в рот, и параллельно что-то пишет и читает в телефоне.
Мне очень хочется, чтобы Северов на меня посмотрел, потому что диссонанс чувств в моей груди нарастает.
С одной стороны — разбудили меня сегодня его головокружительные поцелуи и смелые ласки. Мне даже кажется, что я бы не остановила Сергея, как вчера, если бы он захотел пойти дальше, но у него зазвонил телефон.
Разговаривал Северов долго и на повышенных тонах за закрытыми дверями своей комнаты. Я в ней по прежнему так ни разу и не была внутри. Почему-то не чувствую себя в праве.
А с другой стороны- за время этого разговора я успела сходить в душ, приготовить завтрак и… так больше и не услышала от Сергея больше ни единого слова.
Закончив с едой, весь в своих мыслях, словно меня рядом с ним не существует, он просто отодвигает в строну тарелку, выходит из-за стола и идёт прямиком в свою комнату.
Я провожаю его взглядом и не нахожу в себе силы окликнуть. Гордость побеждает, наваливаясь тяжестью на грудь.
«Ваши ожидания — эти ваши проблемы», — шмыгая носом, говорю сама себе. Это для тебя провести ночь с мужчиной в обнимку — событие всей жизни. А сколько было таких ночей у Сергея… Нет, я не хочу даже представлять возможные масштабы за пятнадцать лет, если скромно начинать подсчёты с его восемнадцатилетия.
Нехотя, на чистой привычке всегда доедать то, что лежит в тарелке, заталкиваю еду в рот и уношу посуду к раковине.
Сейчас помою посуду и поеду покупать подарок маме Любе. И вообще, проведу этот день так, чтобы не думать о Сергее.
«А что если он не пошутил…» — неожиданная мысль заставляет замереть.
По спине прокатывался ледяной озноб.
Что если он так отстранён потому что ему надоело меня ждать. Вдруг он правда снимет мне квартиру и больше никогда не прикоснется?
Может быть, Олеся права… И я ношусь со своей невинностью, как с писаной торбой, обламывая и мужчину рядом, и себя?
Так что мне теперь? Самой ему себя предложить? Зайти и лечь, мол, я готова?
Так это неправда! Я не готова! Во мне все протестует против такого формата. Это какое-то бесконечное метание из девичьего страха в страх, что любимый мужчина уйдёт искать то, что ты ему не даёшь к другой.
И я не думаю, что у Северова будут проблемы с кандидатурой на ночь. Выстроится очередь!
«Ну вот и пусть спит!» — остервенело натираю тарелку мыльной губкой. — «Хоть со всеми сразу и по очереди! А я хочу разговаривать! Это с подушкой можно помолчать, а я не постельная принадлежность!»
Психуя, хочу поставить мокрую тарелку в шкаф, но она выскальзывает из моих пальцев с громким звоном падает в каменную раковину, разлетаясь на осколки.
Слёзы накатывают на глаза. Ну вот. Зато теперь хоть есть порядочный повод порыдать. Собираю кусочки фарфора и выбрасываю их в ведро. Жалко… поднимаю глаза на полку с посудой. Теперь некомплект.
— Что у тебя здесь происходит? — на кухню возвращается Сергей и окидывает взглядом сначала заплаканную меня, а потом остатки тарелки в раковине.
Выключаю воду и вытираю мокрые руки об футболку.
— Извини меня, пожалуйста, — говорю, внутренне сжимаясь, — я тарелку разбила.