на которой они работали, они должны перебраться в города и местечки, не имея права искать себе пристанища и заработка в других сельских местностях. Точно так же дети лишены возможности приютить у себя овдовев­шую мать или одряхлевших родителей, живущих в другом селе; сын, проживающий не в одном селении с отцом, не может вступить в заве­дование оставленным им торговым или промышленным заведени­ем». Вся эта сеть ограничений, разорявшая еврея, приносила обиль­ные доходы полицейским властям, от высших до низших. Только взят­ка, «российская конституция» того времени, спасала гонимого от произвола властей при применении ограничительных законов, и чи­новники цепко держались за еврейское бесправие как за свою бене­фицию.

Сеть репрессий для ловли еврея была широко раскинута вне «черты оседлости». Во внутренних губерниях были разбросаны груп­пы привилегированных евреев: лица с высшим образованием, купцы первой гильдии после долгого купеческого стажа и ремесленники, напор «бесправных» в запретные области сдерживался самыми су­ровыми мерами. Пример усердия в этом отношении показала столи­ца. В Петербурге, где легально жило около 15 000 евреев, приюти­лось множество бесправных, прописанных фиктивно в качестве ре­месленников или служителей у легальных, и на борьбу с ними поли­ция тратила немало сил. Петербургский градоначальник Грессер сде­лал своей специальностью охоту на евреев. Журнальный обозрева­тель событий 1883 года так изображает подвиги столичной полиции: «Началось очищение Петербурга от докучливого племени. Делались облавы по всем правилам; захваченные с сомнительными правами на пребывание в столице евреи, нередко с семействами, препровож­дались прямо на вокзал соответственной железной дороги под кон­воем полицейских чинов. Время и сроки выезда отмерялись на часы: давалось то 24 часа, то 48 и т. д., точно речь шла о приведе­нии в исполнение приговора военно-полевого суда. А между тем высылались большею частью лица, уже много лет жившие в Пе­тербурге, успевшие обзавестись хозяйством и делами, которые никак нельзя было ликвидировать в 24 часа. Последствием подоб­ной спешной высылки из столицы были многочисленные случаи пе­рехода (фиктивного) в христианские вероисповедания». Фиктивное крещение служило сравнительно редким средством в борьбе за пра­во жительства. Обыкновенно «обход закона» совершался путем фик­ций безвредных, но более рискованных. Кроме обычной приписки в качестве подмастерьев к мастерским «полноправных» ремесленни­ков, практиковался еще следующий способ: молодые люди регист­рировались в качестве лакеев при евреях-врачах или адвокатах, так как по закону еврей с университетским дипломом первой степени мог держать при себе двух «домашних служителей» из своих соплемен­ников. На таких «лакейских» правах долго жили в Петербурге неко­торые еврейские писатели — среди них и молодой поэт С. Г. Фруг, певец еврейского горя, сразу занявший тогда видное место и в рус­ской литературе. Положение таких лиц было, конечно, крайне шат­ко: в любой день на их паспорте мог появиться полицейский крас­ный штамп с приказом о выезде из столицы в 24 часа. Такие же гоне­ния происходили в Москве и в других запретных городах. В гнезде украинской юдофобии, Киеве, не прекращались «облавы» на бес­правных; за один 1886 год оттуда были изгнаны более двух тысяч семейств. В 1887 г. южные города Ростов-на-Дону и Таганрог были исключены из «черты оседлости» и присоединены к закрытой для евреев казачьей области (Область Войска Донского), причем ра­нее жившим там дозволялось оставаться, но вновь селиться было строжайше запрещено.

Все более суживая территорию, где задыхалось еврейское насе­ление, правительство принимало также непосредственные меры к сужению экономической сферы его деятельности. Здесь откровен­но выставлялась старая догма: нужно отнять данную профессию у еврея для того, чтобы она досталась христианину. При Александре II правительство поощряло распространение среди евреев ремесел на­счет торговли и предоставило ремесленникам право повсеместного жительства, а при Александре III издается указ (1884) о закрытии в Житомире еврейского ремесленного училища, просуществовавше­го 23 года, с следующей мотивировкой: «Так как в городах и мес­течках юго-западного края евреи доставляют большинство ремес­ленных рук и этим мешают развитию ремесленного труда среди коренного населения края, то специально еврейское ремесленное училище, при отсутствии подобных училищ у христиан, является лишним орудием в руках евреев для эксплуатации коренного населе­ния края». Тут изучение ремесла объявлено орудием «эксплуатации», что ярко освещает истинный смысл этого изобретенного правитель­ством страшного слова: еврей является «эксплуататором», посколь­ку он занимается той профессией, хотя бы честной и производитель­ной, которою мог бы заниматься христианин на его месте.

Характерную черту этой эпохи контрреформ составляло стрем­ление правительства вытеснить евреев из области свободных про­фессий, а в связи с этим из высшей школы, куда их прежде тянули. Теперь находили полезным не поощрять высшее образование, фаб­рикующее интеллигентов, а препятствовать ему. Вдохновитель тог­дашней внутренней политики, обер-прокурор «Святейшего Синода» Победоносцев, считал образование вообще силою разрушительной, опасною для трона и алтаря, и тем более считалось опасным высшее образование евреев, из которых многие еще в студенческие годы про­являли склонность к революционным идеям. Этим «великим инкви­зитором» были, несомненно, внушены Александру III вышеупомя­нутые резолюции о необходимости сократить число евреев в русских учебных заведениях. Как ни противилось такой репрессивной мере большинство членов «Паленской комиссии», вопрос был решен в духе повелительных царских резолюций. И тут, как при издании «Времен­ных правил», решили провести репрессию в порядке чрезвычайном. В июле 1887 г. министр народного просвещения Делянов издал одоб­ренные царем два циркуляра об ограничении приема евреев в уни­верситеты и в средние учебные заведения. Была установлена следую­щая норма: в «черте оседлости» евреи принимаются в школу в разме­ре 10% от числа поступающих туда христиан, вне черты — 5%, а в столицах — 3%.

Так возникла школьная «процентная норма», источник горя и слез двух поколений еврейской молодежи. Ежегодно в июле и авгус­те в двери гимназий и университетов стучались тысячи еврейских детей, а попадала лишь небольшая часть. В городах «черты оседлос­ти», где евреи составляли от 30% до 80% всего населения, их дети допускались в гимназии и реальные училища только в размере 10% от общего числа учащихся. Жестокие законы не могли, однако, по­давить в старой культурной нации потребность в просвещении. Не попадавшие в гимназию проходили курс ее дома, под руководством час­тных учителей, а часто и самоучкою и после надлежащей подготов­ки держали экзамен на «аттестат зрелости» в качестве экстернов. Не допущенные в высшую школу, эти «мученики науки» пускались в дальний путь — за границу. Ежегодно из России на Запад тянулись два ряда эмигрантов: одни уезжали в Америку искать хлеба и свобо­ды, а другие уходили в Германию, Швейцарию и Францию искать высшего образования. Людей гнала из родины interdictio aquae et ignis, в физическом и духовном смысле.

Закрыв для многих источники высшего образования, правитель­ство скоро додумалось до экспроприации прав у тех, которые с вели­кими трудностями приобрели