образовательный ценз. Оно не доволь­ствовалось тем, что не допускало дипломированных евреев на госу­дарственную или академическую службу, оставляя для врачей, юри­стов и техников только область частной практики, а стремилось еще сузить и эту область. Не имея возможности применять свои знания на государственной службе, евреи-юристы шли в адвокатуру, где они успели занять видное место, особенно в Петербурге и Москве. Это мозолило глаза и юдофобам по принципу, и юдофобам по професси­ональной конкуренции в адвокатском сословии. Министр юстиции Манасеин успел убедить царя в необходимости преградить даль­нейший доступ в адвокатуру «лицам нехристианских исповеданий». В сеть ограничений попали, таким образом, также мусульмане и горсть караимов. 8 ноября 1889 г. царь повелел, «чтобы принятие в число присяжных и частных поверенных лиц нехристианских испо­веданий подлежащими судебными установлениями и советами при­сяжных поверенных допускалось не иначе, как с разрешения мини­стра юстиции». По отношению к евреям формула о «разрешении ми­нистра» оставалась фикцией. Министры весьма часто давали такие разрешения мусульманам и караимам, но всегда отказывали моло­дым еврейским адвокатам, как ни лестно рекомендовали их судеб­ные учреждения и советы присяжных поверенных (за пять лет, до 1895 г., не был принят в сословие ни один еврей).

«Мы будем вас лишать элементарнейших прав человека и граж­данина: свободы передвижения и выбора профессии, права на обра­зование и на государственную службу, но вы не должны ни в малей­шей степени уклоняться от своих гражданских обязанностей!» — та­ков был односторонний договор, который правительство установи­ло с еврейством. Это ярко демонстрировалось в деле отбывания во­инской повинности. Русский закон уже давно умудрился и здесь усу­губить для евреев тяжесть повинности: их принимали на военную службу с такими физическими недостатками, которые христиан ос­вобождали от службы (при меньшем росте и объеме груди); часто на службу принимались даже единственные сыновья, кормильцы семьи или матерей-вдов. Служа в армии, еврей всегда оставался «нижним чином» и никогда не мог дослужиться до офицерского чина. Как бы в насмешку над евреями-солдатами, их после окончания службы ли­шали права жительства даже в тех местах вне «черты оседлости», где они служили, и выгоняли обратно в губернии гетто (правом повсе­местного жительства пользовались только старые «николаевские» солдаты и их дети). При таком «поощрении» патриотизма правитель­ство еще имело смелость постоянно обвинять евреев в «уклонении от воинской повинности». Что тенденция к такому уклонению суще­ствовала, не подлежит сомнению. Было бы противно человеческой природе, если бы люди, лишенные гражданских прав, чувствовали потребность жертвы ради отечества и не уклонялись бы от самой тяжелой государственной повинности. На деле, однако, и жалобы на недобор солдат оказались преувеличенными. Статистические иссле­дования выяснили, что вследствие неправильной разверстки от ев­реев требовали ежегодно большее число солдат, чем полагается по процентному отношению их ко всему населению: в среднем ев­реев принимали на службу в количестве 12% от общего числа но­вобранцев «черты оседлости», между тем как еврейское мужское население составляло там лишь 11%. Не обращали внимания на то, что в списках призывных часто числились лица давно умер­шие, вследствие неправильной регистрации не исключенные из списков, а также эмигрировавшие в чужие страны. Ежегодная эмиг­рация евреев из России уменьшала в особенности число молодых людей призывного возраста; но власти полагали, что остающиеся обязаны служить в русской армии за своих братьев, ставших граж­данами американской республики. В апреле 1886 г. появился указ об оштрафовании на триста рублей семейства еврея, не явившего­ся в день призыва к воинской повинности. Власти широко истол­ковали слово «семейство» в указе и в случае несостоятельности родителей призываемого взыскивали этот тяжелый штраф с его близких родственников.

Между тем как одна часть бюрократии предавалась азарту реп­рессий, другая, заседавшая в Высшей комиссии графа Палена, при­шла к заключению, что репрессивная политика вредна. В течение пяти лет «Паленская комиссия» всесторонне рассмотрела еврейский воп­рос, изучила и сама обработала множество материалов историчес­ких, юридических и экономико-статистических и пришла к заключе­нию, что вся столетняя система ограничительного законодательства не привела к цели и должна быть заменена системою реформ, хотя и постепенных и осторожно проводимых. Таково было мнение боль­шинства членов комиссии и ее председателя Палена, изложенное в ее обширной «Общей записке», в начале 1888 г. «Может ли государ­ство, — говорится там, — относиться к пятимиллионному населе­нию[11], к одной двадцатой части всех своих подданных, хотя и при­надлежащей к чуждой большинству расе, иначе, чем к остальным своим подданным? С государственной точки зрения еврей должен быть полноправен. Не давая ему одинаковых прав, нельзя собствен­но требовать и одинаковых государственных обязанностей. Стесне­ния и лишения свободы, неравноправие и гонения не делали челове­ческие общества лучшими и более преданными своим повелителям. Неудивительно, что и евреи, воспитанные на столетнем репрессив­ном законодательстве, остаются в категории подданных менее ис­правных, уклоняющихся от исполнения государственных повиннос­тей и не приобщившихся вполне к русской жизни. Число исклю­чительных для евреев законов в нашем Своде простирается до 650, и устанавливаемые ими стеснения и ограничения имеют естествен­ным своим следствием то, что огромному большинству евреев живется до сих пор в России крайне тяжело. Около 90% всего ев­рейского населения составляют ничем не обеспеченную массу, жи­вущую со дня на день, при самых тяжелых гигиенических и быто­вых условиях. Против этих пролетариев возникают иногда и буй­ные восстания народа; масса живет под страхом погромов, под страхом насилия. В самом законодательстве евреи причислены к разряду «инородцев», наравне с самоедами-язычниками. Одним словом, ненормальность теперешнего положения евреев очевидна... Евреи в России не иностранцы, а уже в течение ста лет составляют часть той же России. Сама история законодательства, несмотря на то что она слагалась большею частью под влиянием самого сурово­го взгляда на евреев, учит нас, что существует лишь один исход и один путь — освободительный, соединяющий евреев со всем населе­нием под сенью одних и тех же законов. Система репрессивных и ис­ключительных мер должна быть заменена системою постепенных освободительных и уравнительных законов».

Таким образом, из среды самой бюрократии восстал против­ник правительственной системы Победоносцевых и толстых. Билеам, призванный проклинать еврейство, благословил его. Однако ре­шение комиссии не было единодушным; за «постепенные и осторож­ные» реформы высказалось большинство членов комиссии, меньшин­ство же одобряло правительственную политику. Вследствие этих раз­ногласий комиссия медлила с представлением своих заключений пра­вительству. В конце 1888 г. она пригласила для опроса группу еврей­ских экспертов, или «сведущих людей». Их допрашивали относитель­но внутренней организации еврейства: нет ли «тайного кагала», ка­ково назначение «коробочного сбора» и т. п. Экспертам предложи­ли еще некоторые вопросы о правовом положении, но все это дела­лось только для декорации. Было известно, что мнение большинства комиссии о необходимости «осторожных и постепенных» реформ не имеет шансов на успех.