Именно этот человек сейчас держал ее за волосы и называл ее СВОЕЙ ШЛЮХОЙ!

И он лгал. И он предал его.

На сегодня, это было уже слишком. Ромео не мог больше вынести лицезрения этой уродливой сцены. ПО всем законам, он должен был бы громко закричать и броситься на Люциуса с кулаками, понося их обоих, на чем свет стоял.

НО у него не было сил. Душа его замолчала. ОН был пуст. У него не было больше сил. Он хотел уйти незаметно. Уйти совсем. Исчезнуть. Никогда больше не появляться. Никогда больше их не видеть.

Но голова предательски закружилась. Он громко застонал и схватился за стену, чтобы не упасть.

Они замерли. Замерли на мгновение, глядя в одну точку. Потом головы обоих медленно повернулись в его сторону. И встретились с его опустевшим, застывшим, полным отвращения, взглядом.

На лице Евы Дэниэлс отразился такой ужас, словно бы она увидела призрак. Она похолодела и инстинктивно отпрянула от Люциуса. Но было очевидно, что она опоздала делать вид, будто ничего не произошло.

Люциус же переживал смешанные чувства. Он тоже смертельно испугался. Но при этом, его чувство мести удовлетворенно торжествовало. Он поквитался с Ромео за его предательство! Пускай Ромео не знает, что Люциус уже много раз проделывал ЭТО с его матерью, но ведь тот тоже не вчера решил очернить и предать его! В это мгновение,

О. Кайно не мог разобраться, какое из чувств преобладало: страх или радость.

Как только Ромео вновь обрел равновесие, он молча развернулся, вышел из кухни и медленно пошел наверх. Пока Люциус и Ева приходили в себя от неожиданного потрясения, он достиг своей комнаты, запер дверь изнутри. Он сел на постель, о которой только что так мечтал, уставился на дверь.

Он знал, что, спустя мгновение, эти люди обрушатся на эту дверь неистовым стуком и истерическими криками оправданий и извинений. В ту секунду, как это произошло, Ромео упал на кровать навзничь и замер. Он лежал и слушал, как мама надрывно умоляла простить их, как клялась, что сделает для него все, чтобы он был счастлив, даже позволит ему уехать, обещала золотые горы. Он слушал, как Люциус цинично заявлял, что Ромео все неправильно понял, что это ошибка, что это во имя его же блага, да вообще, в конце концов, их с Евой отношения это не его ума дело. НО все это была ерунда, цирк.

На самом же деле, Люциуса очень подмывало выложить этому, схоронившемуся за дверью созданию, все, относительно его самого, его высокомерного покровителя, и их вероломного предательства. Но он решил приберечь все это до более драматичного разговора с глазу на глаз, на который Ромео, по мнению Люциуса, обязан был решиться.

Через некоторое время, Ева стихла и без сил сползла на пол. Люциус постоял рядом с ней немного. Но она не обращала на него ровным счетом никакого внимания. Тогда он ушел.

«Проклятый поляк…» – процедила она ему вслед.

Она всегда ненавидела его.

Она должна была продолжать ненавидеть его.

Все сложилось бы по-другому. Она не знала, что произошло с ней в тот вечер, когда Люциус внезапно взял трубку телефона Ромео. Она не знала, почему в тот вечер позволила ему приехать к ней. И почему она уступила ему.

Ведь я, всего на всего, одинокая женщина, Ромео… – тихо и горько сказала она. Она надеялась, что он откроет дверь, когда услышит, что Люциус ушел. НО этого не произошло.

Как будто дождавшись, наконец, окончания плохого представления, Ромео стащил с себя одежду и улегся в постель. Он не мог заснуть, потому, что мама так и продолжала сидеть под его дверью и тихо плакать. Но Ромео это не трогало больше. Отныне, ему не надо было от нее ничего. Ровным счетом, ничего. И, прежде всего, ему не нужно было больше ее благословение. Ни на что. Никогда.

Он был свободен. Как если бы она умерла.

Вскоре он заснул. Впервые в жизни Ромео спал крепким и совершенно пустым сном.

2.

Мэйз в полном изнеможении откинулся на подушку.

Он был весь в поту с головы до пят, но это не мешало ему испытывать величайшее из наслаждений, которое только доступно человеку. Сердце как сумасшедшее билось в пересохшем горле. Он слегка наклонил голову к женщине, чье лоснящееся смуглое тело в таком же изнеможении было распластано на белоснежных простынях подле него. Очаровательная и горячая любительница мотоциклов была очень хороша.

На миг перед его глазами мелькнуло воспоминание как они, на ходу раздевая друг друга, влетели в пустой холл спящей гостиницы.

Как перекосились лица у ночных портье при виде того, как она, пьяная и возбужденная, искусными движениями стриптизерши стянула с себя микроскопические трусики и начала исполнять свой эротичный танец в полуметре от их притворно равнодушных глаз, то и дело приподнимая подол платья и демонстрируя безупречные литые ягодицы. Все на потеху ему. С какой готовностью она вся подалась ему навстречу, когда закрылись двери лифта, в котором ему уже не надо было сдерживать своих желаний.

Она, казалось, дремала. Сухость в горле Доминика стала нестерпимой. Он нехотя поднялся с кровати и пошел в гостиную. К большому колченогому шкафу, в котором томилась целая батарея запотевших холодных бутылок с любыми напитками, которые он мог только пожелать. Доминик проходил комнату за комнатой своих апартаментов и улыбался с усталым удовлетворением: все вокруг было перевернуто вверх ногами. Казалось, они сделали это везде, где только было возможно и даже там, где было невозможно. Такого безумства с Мэйзом давно не было. И ему здорово повезло, что попалась женщина, которая оказалась способной удовлетворить этот внезапный аппетит Гаргантюа.

Мэйз достал бутылку ледяной воды и долго пил.

И все же что-то продолжало терзать его. Смутно и капризно, что-то требовало чего-то иного. Это было так, как будто бы он хотел черной икры, а доступны ему были только устрицы. И то и другое – деликатес. И он как будто бы съел две, три, нет, пять дюжин отменных устриц. Он насытился, нет, он объелся этими устрицами. Он наелся ими до дурноты. Но при этом ему все равно продолжало хотеться икры.

Что то была за икра, которую он так страстно желал?…

Доминик поймал себя на мысли, что, вернувшись в спальню, он больше не хотел видеть там девушку. Хотя и был благодарен ей.

Следующее утро всегда самое сложное. Что сказать? Как сказать? Не быть жестоким, но и не дать мимолетному приключению внедриться в свою жизнь.

Было бы чудесно, если бы с исчезновением последней звезды, в ночи бесследно растворилась и она, любительница мотоциклов. Но этого не произойдет. Тогда он, как всегда, даст ей денег, чтобы она купила себе подарок на память, и пообещает ей позвонить. Но не позвонит, скорее всего, никогда.

Мэйз подошел к раскрытому окну и полной грудью вдохнул свежего, прохладного воздуха, который приятно пах речной травой. Светало. «Надо бы поспать». – Подумал Доминик, и нехотя двинулся обратно в спальню.