Итак, Ник везет меня на квартиру Гороха и показывает труп.Желает проверить реакцию? Выходит, он уже тогда заподозрил меня, хотя логичнеебыло бы связать убийство с нападением на транспорт. С Гошей все ясно: он тяжелоранен. Ник не желает с ним возиться и просто пристреливает. При этомприсутствовали я и Розга. Знают ли остальные, что застрелили его вовсе нементы? Вряд ли. Я молчала о том случае. Розга скорее всего тоже, и Никураспространяться о нем ни к чему. Хотя теоретически Розга мог проговориться. Нуи что с того? Кто-то затаил обиду и убил Розгу? Логичнее было бы убить Ника. Япоставила жирный знак вопроса против имени Гоши.

Дальше Серега. С какой стати он мне позвонил? Знал что-то обубийстве? Если он подозревал Розгу, вряд ли бы решился обратиться к Нику, но иразговор со мной ничего бы не дал. Допустим, он хотел выяснить, действительноли Гошу пристрелил Ник. Не замечала, чтобы они особо дружили, но кто знает. Поэтой причине и намеревался поговорить со мной? И потому ему перерезали горло?Кто? Ник или тот же Розга, не желая, чтобы правду о гибели Гоши кто-то узнал?По большому счету, Нику плевать на то, что думают соратники, они его такбоятся, что, даже узнай правду, никто бы не вякнул. Серега мне звонит ипредлагает встретиться, однако я отказываюсь встречаться с ним в своей квартиреи предлагаю бар, где он так и не появился, но от лицезрения трупа меня это неизбавило. Так же, как и в случае с Розгой. Кто-то, точно нарочно, сует трупымне под нос. Ник прав, выглядит подозрительно: мои враги повержены, а я попираюих прах. Чушь, конечно, но для идиотов, каковыми в большинстве своем являютсяего дружки, вполне сгодится. В самом деле, следует держать ухо востро и почащеоборачиваться. «Я вижу трупы», — написала я и трижды подчеркнула. Затемдобавила: «Все четверо мои личные враги». Мне казалось, если я напишу эту фразунесколько раз, то разгадка придет сама. Точно кто-то шептал на ухо: все ведьясно, ну как же ты не видишь?! Но я не видела. Приходилось это признать, и я вкрайней досаде отбросила карандаш.

Посидела, глядя перед собой, и, несмотря на поздний час,позвонила Машке. Она не спала. Голос звучал возбужденно, и я невольнонахмурилась, а Машка, точно оправдываясь, принялась что-то торопливорассказывать: про работу, про платье, которое купила… Я не вслушивалась в ееслова, терпеливо ждала, когда ей надоест болтать, и тогда сообщила:

— Розга погиб. — Настороженная тишина. — Тыслышишь? — спросила я требовательно.

— Конечно, слышу, — вздохнула Машка. — Что сним произошло?

— Натолкнулся на нож в туалете ресторана.

— Пьяная драка?

— Убийство. И подозреваемых нет. У милиции, по крайнеймере.

— Боже мой… — Теперь ее голос звучал так, точно онаготова была разрыдаться сию минуту. — Юлька, скажи, кому это надо?

— Этот вопрос и меня очень волнует.

— Ник.., не может он думать, что мы…

— Ты никому не рассказывала?

— О чем?

— О том, что тогда произошло? О том, что они вытворяли…

— Нет! — почти крикнула Машка. — Кому я могларассказать?

— Не знаю. Случайному попутчику в поезде, психиатру,кому-нибудь…

— Что ты городишь? Какой попутчик? Какой психиатр? Менятрясет, стоит лишь вспомнить.., а ты говоришь — рассказывать. Постой, ты всамом деле думаешь, что кто-то…

— Я думаю, они могли проделывать такое не раз, —сказала я, желая ее успокоить. — И кто-то решил с ними расплатиться.

— Они заслужили это, — вздохнула Машка. — Ноя им смерти не желала. Не желала лично им. Ты понимаешь, о чем я?

— Разумеется. Остались Артем и Вовка, — задумчиводобавила я. А Машка испугалась.

— Как странно ты это сказала…

— Кстати, мне звонил твой Антон, — решила ясменить тему.

— Да? — Голос Машки приобрел какую-то страннуюинтонацию, будто она чего-то стыдилась.

— Да. Просил твой телефон.

— А ты?

— Сказала, что у тебя его нет.

— Правильно. Он тебе совсем не понравился?

— Антон? По-моему, нормальный парень.

— Но ты не хочешь, чтобы мы встречались?

— Странный вопрос, — растерялась я.

— Я просто так спросила, не обращай внимания.

Разговор оставил неприятный осадок, что было тем болеенепонятно, поскольку причины для этого я не видела.

Весь следующий день мы опять потратили на бесполезныепоиски. Ник хмурился, на любое мое слово зло огрызался. Я замолчала, прекраснопонимая его состояние. Оставалось лишь гадать, зачем он таскает меня с собой,если мое присутствие так его раздражает. После пяти он сказал:

— Отправляйся домой.

— Есть новости? — все-таки спросила я, имея в видуубийство Розги.

— У меня нет. А у тебя?

— Меня наверняка вызовет следователь… — не обращаявнимания на его тон, продолжила я.

— Боишься, что твоему любовнику откроют глаза на то, вчьих объятиях он проводит время?

— Я думала, у нас проблемы посерьезнее.

— В самом деле?

— Ты же понимаешь, это кто-то из наших. Кого Розга могподпустить так близко к себе?

— Он успел тебе что-то сказать? — быстро спросилНик.

— Нет. Ты бы знал об этом.

— Надеюсь. Иди домой, меня раздражает твоя кислаяфизиономия.

Я все-таки решила навестить отца, раз в выходной не удалось.Не хотелось еще один вечер потратить на бесконечные гадания: кто убил и с какойцелью? Я взяла машину и поехала в отчий дом, но отца не застала. Его супругадалее порога меня не пустила, пришлось отчаливать.

Я прошлась по магазинам, выжидая время, когда начнется моятрудовая вахта у Виссариона, но все равно пришла на час раньше.

— Тебя спрашивали, — заявил он. — Молодойчеловек задавал вопросы. По-моему, он серьезно к тебе относится.

— Какой молодой человек? — насторожилась я.

— Тот самый, что сидел у окна.

— И что его особенно интересовало?

— Давно ли я тебя знаю, где ты работаешь… Много всего.

— И что?

— Справок не даем.