— Не хочу вам мешать, — вздохнул Ник, продолжая отдуши веселиться, но что-то в его взгляде настораживало.

— Не ревнуй, ладно? — попросила я.

— Не буду, — ответил он и, целуя меня перед тем,как уйти, шепнул на ухо:

— Будь осторожна, враги не дремлют.

— Но пасаран! — ответила я.

Ник растворился в толпе, я проводила его взглядом, в душеудивляясь его покладистости. Борька едва дождался этого момента и очень резкоспросил:

— Ты знаешь, кто это?

— Разумеется, раз я с ним разговаривала. — Япринялась есть салат, тем самым давая понять, что его тон впечатления непроизвел и выяснять отношения я не намерена: делать это с набитым ртом все-такизатруднительно. Но Борьке, как видно, не было до таких тонкостей никакого дела,потому что он переспросил с повышенной нервозностью:

— Ты знаешь, кто он?

— Его зовут Никита, — пожала я плечами. —Занятный парень.

— Серьезно? И что же в нем занятного?

— Ты намерен потратить обеденный перерыв на разговоры онем? Ник разделяет мои убеждения, мы мечтаем замутить революцию в российскойглубинке, будем шастать по болоту и кормить комаров.

— Откуда ты его знаешь? — не унимался Борька.

— Откуда я знаю тебя и еще десяток мужчин? —искренне удивилась я.

— Послушай, твой Никита.., как бы это помягчевыразиться.., он работает на одного типа по фамилии Долгих. Слышала о таком?

— Нет, — покачала я головой. — И не хочу.Избавь меня от подобных разговоров.

— Я не понимаю, что вас может связывать, — сказалБорька и покраснел, сообразив, какую глупость сморозил.

— Журналист виден в тебе за версту. Может, избавишьменя от необходимости давать интервью?

— Наверное, я делаю глупость, говоря тебе это, —тяжко вздохнул он. — Но мне очень.., не нравится, что у тебя такиезнакомые.

— Вот уж действительно глупость, — согласилась я.

До конца обеда мы сидели молча, ощущая раздражение инедовольство друг другом, и, когда наконец расстались, вздохнули с облегчением.

Нику следовало сказать спасибо — я была уверена, что Борькабольше не позвонит. Я бы на его месте точно не позвонила. Меня такое развитиесобытий вполне устроит, так что можно было с уверенностью сказать: все клучшему в этом лучшем из миров. Устроившись в машине, я набрала номер Ника.

— Уже скучаешь, моя радость?

— Еще бы.

— А как тот кривоногий коротышка с сонным взглядом? Ужеуспел тебе надоесть?

— Ты же понимаешь, он тебе в подметки негодится, — усмехнулась я.

— Главное, чтобы это понимала ты, — в тон мнеответил Ник. — Где ты его подобрала, деточка?

— Познакомились в ресторане.

— Ты с ним трахаешься?

— Если ты скажешь, что надо для дела, конечно,трахнусь.

Ник засмеялся.

— Ладно, я сворачиваю на Мичурина. Подъезжай кбензозаправке.

Весь день мы таскались по городу. Заглянули и в трактир наИвановской. То есть туда отправилась я одна, Ник ждал в машине. Встретили меняв трактире настороженно, правда, кое-с кем удалось переговорить, и мнедоверительно сообщили, что я напрасно теряю время. Дважды заезжали на рынок,даже наведались к Арнольдику — вдруг толстяк встречал наших мальчиков в каком-нибудьпритоне? Но удача от нас отвернулась. Ник злился и срывал злость на мне, а ястаралась быть максимально полезной и раздражала его еще больше.

— Отправляйся домой, — сказал он. — От тебявсе равно никакого толка.

Толка не было и на следующий день. Еще с утра Ник наорал наменя по телефону, и я только порадовалась, когда он сказал, что без меняобойдется. Однако дома не осталась. Поехала в бильярдную на Гастелло, гдесобирались дружки Гороха, и немного с ними потолковала. Ничего интересного онине поведали, и мне пришлось убраться восвояси, с прискорбием констатируя, чтоэто явно не мой день.

Поставив машину на стоянке, я шла домой мимо газетногокиоска. Он был открыт, и в глаза бросился свежий номер «Вечерки». «Завесаприоткрывается» — крупный шрифт заголовка и три вопросительных знака. Внизупортрет погибшего журналиста. Я купила газету, устроилась неподалеку наскамейке и первым делом посмотрела на подпись под статьей, интересующей меня.Б. Шлиман. Фамилия могла принадлежать как мужчине, так и женщине, но женскоеимя на Б в голову не приходило, зато на ум сразу пришло мужское. Я былауверена, что статья написана Борькой. Кстати, она мне понравилась. Ярко,энергично, пожалуй, даже страстно. При этом мой друг был логичен и конкретен.Однако новость, которая в статье содержалась, понравиться мне никак не могла.По подозрению в убийстве арестован некий молодой человек, чье имя в интересахследствия не указывается. Борька утверждал, что теперь версию о «бытовом»убийстве вряд ли можно воспринимать всерьез. Далее следовал намек наоткрывшиеся обстоятельства, конкретизировать он не стал, опять-таки в интересахследствия, но чувствовалось, нарыли что-то серьезное. Мне посвятили целыйабзац, следователи просто жаждали со мной побеседовать, но ответного желания невызвали.

Отбросив газету в сторону, я немного поскучала, разглядываяпрохожих, потом позвонила Нику. Телефон был отключен, это означало одно: Ник нежелает, чтобы его беспокоили. Для связи с хозяевами у него был особыймобильный, а остальным надлежало звонить в казино, и уж тут дружок Ника Денисрешал, стоит соединять звонившего с ним или нет. Я позвонила, и бодрый мужскойголос заверил, что Ник здесь, но общаться ни с кем не желает. Сомнительно,чтобы новость еще не коснулась его ушей, и у стремления остаться в заветнойкомнате могло быть две причины: либо он празднует полную и безоговорочнуюпобеду, либо заливает грусть-тоску. Я решила выяснить это на месте и остановилатакси. Охранник на входе взглянул сочувственно и шепнул:

— Один. Пьет.

«Наши дела плохи», — сделала я вывод и побрела покоридору. Он был пуст, тишина здесь царила наподобие кладбищенской, что ещебольше утвердило меня в том, что у нас большое горе. Ник терпеть не мог, когдаего одиночество нарушали, и на теплый прием я не рассчитывала, постучала сопаской и, мысленно перекрестившись, заглянула в комнату.

— Заходи, — сказал Ник, сидя ко мне спиной.

— Это я, — сообщила я на всякий случай.

— Знаю, что ты, — отозвался он.