Вскоре меня перевели в другую камеру, больше похожую на однокомнатную квартиру. Есть все удобства, еду принесли из ресторана. Только тюрьма что внутри, что снаружи так и осталась. Влад постарался, это ясно. Но не испытываю я благодарности. Когда высказала ему все, должно было стать легче. Ведь все советую выговориться, а у меня все наоборот произошло, накрыло новой волной адской боли. Чувствую, как из ран сочится кровь, перекрывает доступ к кислороду. Кровавый океан страданий перекрывает доступ к кислороду. Переживаю все снова и снова, погибаю там, вместе с сыном. И обстановка, в которой я нахожусь, уже не играет никакой роли. Я варюсь в адском котле непрекращающихся мук.

На следующий день меня выпустили. Даже следователя не видела. Просто довели до ворот. А у меня есть вопросы. Я хочу знать, кто так с Лешей… Свою вину за его гибель я тоже чувствую. Видела, что с ним происходит, но лила ему в уши свои проблемы, а про него прашивала вскользь. Принимала ответ: «нормуль». А близкие люди так не поступают. Но исправить ничего нельзя, пленку жизни назад не отмотать.

— Илонка, наконец-то! — ко мне на костылях идем Марк.

Судорожно оглядываюсь по сторонам. Ищу взглядом… его… Влада. После всех мыслей, осознания безнадежности я все еще хочу его видеть. Дико хочу, чтобы просто прижал меня к себе и успокоил. И на короткий миг мои тревоги растворятся в его тепле, в родном запахе желанного мужчины.

А он даже не приехал встретить… А должен был? Нет… Сделал, как я просила, освободил меня. Надолго ли? Открытый вопрос. Сняли ли с меня обвинения? Без понятия. Он позаботился, чего я еще жду?

— Марк, — выдавила из себя улыбку.

Нельзя так к нему относиться. Где мое сострадание? Нам же было хорошо вместе как друзьям? Почему сейчас мне не хочется его видеть? Нет. Я вообще не хочу никого видеть, кроме одного-единственного человека. В этом проблема. Влад стал моей зависимостью, и с возвращением на родину, чтобы не происходило, а чувства только крепнут, заслоняя собой реальность.

— Я тут Влада на уши поставил, с ума сходил, что тебя заперли, — обнимает меня, расцеловывает в обе щеки.

Стискиваю руки в кулаки, только бы его не оттолкнуть. Не показать, несколько мне неприятны его касания.

— Да… спасибо твоему отцу. Сама бы не выбралась, — осторожно высвобождаюсь и иду в сторону машины. Помогаю Марку сесть, занимая место рядом. Водитель отъезжает от этого жуткого места. Только у меня стойкое ощущение, что тюрьма осталась со мной, въелась под кожу настолько, что свобода может мне только сниться.

— А за что ты его так? Леша настолько тебя обидел? Нервы сдали? Самооборона? А реально не ожидал, что ты способна на такое. Но я все понимаю, не виню, не подумай, — гладит меня по щеке, смотрит откровенным взглядом.

— Ты реально думаешь, что я… Лешу? — у меня шоковое состояние. Не могу поверить услышанному.

Марк тушуется, заметив выражение моего лица.

— Нее… я не в том смысле, ты не так поняла. Я просто поддержу тебя в любой ситуации и буду всегда на твоей стороне, — пытается взять меня за руку. — Мы семья, команда!

Прячу руку, не даю себя схватить, двигаюсь ближе к окну, такое ощущение, что сейчас на меня вылили ушат помоев.

— Доверие, Марк. Мы знакомы не первый день, а ты сразу поверил, что я могла это сделать… Ведь улики указывали на меня… так, — вздыхаю.

А чего я ожидала? Нет и не может быть у нас даже душевной близости. Мы чужие люди, волею случая запертые в рамках брака. Марк никогда меня не понимал, даже после того, как открыла ему душу. Рассказала самые сокровенные моменты про себя, про сына. Он слушал, но воспринимал фоном. Его куда больше заботила возможность затащить меня в спальню. Возможно, у него ко мне мужское влечение, благодарность, что осталась с ним, поддерживала. Но он никогда даже не пытался заглянуть мне в душу, узнать меня.

А я хоть никогда и не скрывала своего чисто дружеского отношения, все же пыталась вникнуть переживала. Хотя тоже зашла в тупик. Когда просто находиться с ним рядом, становится невыносимо. Я обманываю его. Связь с Владом, мои чувства. Мы с ним живем в паутине лжи, и скорее всего, я не имею права обижаться на него за подобное. Но задел он меня. Прошелся по живому. Или после тюрьмы у меня просто сдают нервы…

— В состоянии аффекта люди и не на такое способны. Я ж не говорил, что ты намеренно, спланировано… просто самооборона… — пытается оправдаться, а на самом деле закапывает себя еще глубже.

— Друга детства? Реально, Марк? Он самый родной человек для меня! — выкрикиваю.

Боль утраты от его слов кромсает меня с новой силой.

— Из-за этого «родного» — жутко перекривляет это слово, — Ты меня вечно динамишь? Обо мне не подумала, что я жив! Пусть не здоров, но я в этом плане нормальный мужик со своими потребностями. И ведь налево не хожу, ни разу, даже не посмотрел ни на кого! А мог хотя бы девочку за деньги пригласить, — обидные слова льются непрерывным потоком.

Он словно хочет добить, вот сейчас, когда у меня нет сил на распри, пререкания. Уже сто раз пожалела, что вообще зацепилась за его слова, пусть думает, как считает нужным, мне-то что.

— Вот сейчас, в этот момент, ты считаешь уместным обсуждать постель? Если ты не можешь принять факт, что можно любить человека, воспринимать его как часть семьи, и при этом не испытывать влечения… мне тебя жаль…

— А что тогда, Илона? Ты неполноценная? Все убиваешься по тому недоумку, который обрюхатил тебя, и потом выкинул из жизни? — зло скалится, в уголках рта слюна.

Влепляю ему пощечину. И тут же ругаю себя последними словами за несдержанность. Что отец, что сын, как они меня достали. Но Марк болен, у него сдают нервы, терпеть эту постоянную боль. Я не должна была. Да и неправильно жить вот так, как мы… ему действительно нужна нормальная девушка, которая сможет дать все… А не я поломанная, обезумевшая от своей невозможной любви. Погрязшая в безумных чувствах, которые в результате меня и погубят.

По глазам ручьем текут слезы. Даже не вытираю их. Куда мы все забрели, как выбраться из этого пекла? Злость на Марка враз уходит. Он страдает, ведь если даже не любит, то я ему определенно нравлюсь, и терпеть такое… Поставив себя на его место, понимаю все сказанное… Кроме его веры в убийство… но это уже его дело.

— Прости, родная, — прижимается головой к моим коленям. Целует мои руки. — Сорвался, я не хотел… Просто я так тебя люблю, так хочу чтобы у нас все наладилось… прости, я заглажу свою вину… сделаю все, что ты хочешь.

Хочу крикнуть: «Не трогай меня!». Молчу, стиснув зубы.

— Все нормально, я понимаю, — выдаю, всхлипывая.

Ничего не нормально. Надо заканчивать с этим браком. Только бы он встал на ноги. А сейчас надо терпеть, и больше не срываться. Марк ни в чем не виноват. Ни в моей нездоровой любви к его отцу, ни в том, что из-за меня угодил под колеса. Он был живым и веселым парнем… болезнь его изменила. Это полностью моя вина, значит, надо терпеть. И свои обиды засунуть куда подальше. Не пытается меня понять? Так у него своя жизнь изломана. Я не имею права что-то в принципе от него требовать и ожидать. Он, такой как есть. Хороший парень, у которого все наладится. Какое я право имею обижаться на него, когда свое рыльце в грязной лжи.