Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Итак, это то, что они называют “преодолеть себя”. Я никогда не думал, что это будет так… Волнующе.
Обратив свое внимание на серию тренажеров, предназначенных для разных групп мышц, Себастьян начал тренироваться на каждом из них. Он обнаружил, что полностью поглощен этим переживанием — преодолевая болевые барьеры, которые всего несколько мгновений назад казались непреодолимыми.
— Я заставлю эти мышцы болеть настолько, что они станут умолять меня о пощаде!
Себастьян работал на пределе своих сил, с каждой тренировкой он был все более мокрым от пота и совершенно измотанным. Приятная боль в мышцах говорила ему, что он далеко ушел от скучающего художника на диване. Несмотря на боль и усталость, Себастьян не мог не ощутить воодушевление от новой энергии, текущей по его телу.
— Черт возьми… Никогда не думал, что скажу это, но спорт оказался на удивление интересным занятием!
Он глубоко вздохнул, пытаясь отдышаться, осматривая спортзал с новоприобретенным восхищением. Именно тогда он понял, что это физическое напряжение могло быть именно тем, что ему было нужно, чтобы возродить его творческий потенциал.
— Возможно, после всех этих мучительных занятий ко мне вернется вдохновение… Мне не терпится узнать это!
С возобновлением энергии за счет сжигания лишних калорий, потребляемых во время гедонистического застолья; Себастьян поспешил обратно в мастерскую — в тревоге узнать, удалось ли усилиям в сырых нишах спортзала успешно снять ментальный блок, мешающий завершить любимый шедевр.
— Снова у мольберта… Да будет мне победа!
Себастьян сел за мольберт с новым энтузиазмом, готовый преодолеть любое препятствие во имя искусства. Он взял кисть и ловко смешал цвета на палитре, прежде чем с энтузиазмом начал рисовать.
— Победа будет за мной! Никакая сила не встанет между мной и моим шедевром!
Но, увы, всего через несколько минут, казалось бы, безудержного творчества это тошнотворное чувство снова вернулось. Разочарование закипело внутри него, когда он стиснул зубы, решив не дать ему победить. Вспомнив, как ранее он боролся со своим отвращением к спорту, Себастьян попытался использовать чистую силу воли против этого парализующего ощущения.
— Нет… Только не снова! Я отказываюсь! Что бы ни случилось, я должен выиграть!
Однако, несмотря на его самые ярые усилия преодолеть всепоглощающие чувства, нахлынувшие на него, как темный прилив, даже такой упрямый авианарий, как Себастьян Вион, стал слишком слаб. Его крылья неудержимо дрожали, бесполезно сжимая ручку кисти; Мысли отчаянно мчатся в поисках объяснения внезапному переходу от восторженной победы к поражению, подпитываемому отчаянием.
— Это безумие! Как могла вся моя тяжелая работа по-прежнему быть напрасной?! Я действительно проклят?
Горечь пролилась на него, как кислотный дождь, подточив остатки решимости. Отчаяние начало грызть края сознания, а каждый нерв кричал протест против угнетения, бушующего глубоко внутри сердца, разоренного гедонистическим художественным честолюбием. Себастьян почувствовал, как внутри него закипает сильный прилив ярости, грозящий выплеснуться на картину и все, что находится рядом с ней. Желание разрушать было почти невыносимым.
— Все труды насмарку! Я должен разорвать эту несчастную картину на части!
Однако вспышка самообладания преобладала, когда он сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая трясущиеся крылья. Он осторожно поставил картину обратно на мольберт и заставил себя сосредоточиться на расшифровке причины своего эмоционального смятения.
— Я не должен позволить гневу поглотить меня… Должна быть причина моей неспособности творить.
Его разум пробежался по бесчисленным возможным причинам — от социальных влияний, которые искали только бессмысленную развратность, или, возможно, какой-то более глубокий личный недостаток, таящийся в самом его сердце, как паразит на самой чистой сущности творчества.
— Может быть, все эти годы, потраченные на излишества, наконец настигли меня? Может быть, они подорвали мою способность создавать что-то поистине трансцендентное… Или тут вообще какой-то другой фактор?
Он стал бросаться из крайности в крайность, намереваясь решить эту проблему, но ничто не помогало ему. Тогда он понял, что ему нужна страсть. Сильное чувство, которое побуждало бы его заниматься творчеством, несмотря ни на что.
— Да… Страсть — это то, что мне нужно! Это пресное существование не может продолжаться больше!
Когда он вышел из своей творческой мастерской и пошел по коридорам в поисках стимуляции, он заметил одну из своих служанок — пушистую лисицу — с грязным постельным бельем в своих нежных лапках. Было что-то в ее уязвимости, что пробудило в Себастьяне непреодолимое желание. Подойдя к ней сзади, он внезапно без предупреждения обнял ее за талию. Испуганная лисица-горничная покраснела, оглянулась на него и запнулась.
— Ох, господин Вион… Вам что-то нужно от меня?..
Глаза Себастьяна озорно заблестели, когда он крепче сжал объятия.
— Моя дорогая… Мне нужно то, что можешь дать только ты. Страсть… Интенсивность…
Она неуверенно ерзала в его руках. Себастьян заметил ее дискомфорт и понял, что он, должно быть, выглядел довольно растрепанным после тренировки и прошлой трапезы.
— Простите мой внешний вид, но пожалуйста, предоставьте мне одну услугу…
Служанка-лиса, казалось, обдумывала слова Себастьяна, ее тревога испарилась, а любопытство и интрига заняли ее место.
— И что это может быть за услуга, господин Вион?
Себастьян, поглаживая ее хрупкое тело, ответил:
— Дорогая моя, я жажду пламенной страсти, возникающей в результате чувственных занятий любовью. Позволь мне насладиться твоим теплом и красотой, чтобы вместе мы могли вновь разжечь мое тлеющее художественное пламя.
Голос Себастьяна сочился желанием, когда он ласкал ее щеку большим крылом, пристально глядя ей в глаза. Горничная-лиса на мгновение заколебалась, прежде чем согласиться на просьбу Себастьяна.
— Я…Я согласна… Если вы считаете, что это снова вдохновит вас на творчество, то сегодня мое тело ваше..
Удовлетворение отразилось на лице Себастьяна, пока он вел ее в свою спальню. Не позволяя себе тратить время на раскрытие наполненного страстью вдохновения; они оба быстро разделись, обнажая свою наготу, наполненную животной похотью, умоляющей об освобождении.
— Теперь… Давайте творить волшебство вместе.
Себастьян окутал ее своими крыльями, даря объятия теплоты и близости. Ощущение прикосновения перьев к ее коже вызвало мурашки по спине, еще больше разжигая огонь внутри них обоих. Когда он вошел в нее с нарочитой силой, она громко застонала и от удовольствия, и от удивления. Каждый удар вызывал в ней хор вздохов, наполненных плотским наслаждением, когда их тела слились в экстазе. Пот блестел на лбу Себастьяна, когда он неуклонно вдалбливался вперед, звуки страстных шлепков резонировали по всей роскошной спальне, как симфония разврата. С каждым мгновением желание Себастьяна становилось все сильнее и первобытнее. Интенсивность его толчков увеличивалась, когда их пыл достигал лихорадочного
