Они едва успели поесть и привести себя в порядок, как Соколову позвонил сопровождающий, доложив, что их ждут на борту самолета. И лучше бы не задерживаться.

Правда, до аэропорта удалось доехать значительно быстрее, как и получилось пройти досмотр вне очереди. Оставалось только взойти на борт.

— Подожди, — Лиза резко остановилась у гейта.

— Что случилось? — всмотрелся в ее бледное лицо. — Плохо?

— Голова кружится. Я давно не летала. Дай мне пару минут в себя прийти.

— Мы зе опоздаем, мама, — Паша все это время сидел у Соколова на руках. — Самолет без нас улетит.

— Сейчас, зайка, — принялась глубоко дышать, — мама у тебя трусливая. Помнишь, как я визжала, когда к нам в дом залетела летучая мышка.

— Помню, — улыбнулся, — деду ее потом выгонял веником.

— Да, да, было весело, — вдруг испытала непреодолимое желание вернуться домой. Она затворница! И ей хорошо вдали ото всех. — Жень, — подняла на него взгляд, полный страха, — я не хочу лететь. Прости. Давай, мы вернемся обратно, а ты лети.

В это время работники уже весьма подозрительно косились на них.

— Лиз, — тоже занервничал, — прошу, давай без паники. Там, — указал на окна, за которыми стоял красавец Челленджер, — нас ждет надежный самолет с профессиональным экипажем на борту. И еще, если ты не полетишь, не полечу и я. Даже не думай, что я оставлю вас здесь.

— Верни мне сына, — вытянула руки.

— Лиза.

— Верни!

— Ладно, ладно, — передал ей ребенка, — без проблем. Я не враг тебе. И насильно тащить на самолет не собираюсь, — после чего сел на скамейку. — Решай.

— Мам, — Паша прильнул к ней, — ну, полетели…

— Полетели, — ответила через минут пять. — Полетели, — и перевела взгляд на Соколова. — Я не истерю, мне просто страшно.

— Понимаю, — взял ее за руку, припал губами к похолодевшей ладони. — Все будет хорошо, Лиз.

А когда поднялись на борт, даже Евгений присвистнул. Салон самолета напоминал роскошный гостиничный номер с диванами, барной стойкой, большой плазмой, столиками. Серые полы прекрасно сочетались со стенами и мебелью цвета слоновой кости. Н-да, Кулагин щедрым мужиком оказался, не пожалел своей ласточки. Ладно, хоть уговорил его все топливные расходы взять на себя.

— Это нереально, — кажется, позабывала о былом страхе Лиза. — Просто офигеть, если не сказать иначе.

— Да-а-а-а, — прошелся по салону, — живут же люди, — усмехнулся.

— Тебе-то грех жаловаться, — села на мягкий диван, оббитый кожей.

— Ну, такой роскоши не имею, — развел руки в стороны. — В остальном, наверно, да. Жаловаться и, правда, грех. Зато, у меня есть свой вертолет, — и тут же осекся, — был, вернее.

— Как пилот себя чувствует?

— Пришел в себя, узнал жену. Как отек мозга спал, состояние сразу улучшилось. Он сейчас в надежных руках, да и прогнозы оптимистичные. Главное, жив.

На что она кивнула, после чего посмотрела в иллюминатор. Солнце уже садилось.

— Клутой самолет! — Паша забрался с ногами на диван и тоже уставился в иллюминатор.

— Евгений Федорович, — из кабины пилота вышел стюард по имени Филипп, — командир приветствует вас на борту и доводит до сведения, мы готовы к взлету. Пожалуйста, займите удобные места и пристегнитесь. Полет составит четыре часа тридцать минут. Как мы наберем необходимую высоту, я с радостью предложу вам ужин.

— Хорошо, благодарю, — и поймал сына, — ну, что? Готов?

— Ага.

— Тогда садись рядом, — усадил его в кресло. — Лиз? — следом подал ей руку. Присоединишься?

Она села в кресло напротив. И глядя на них двоих, вдруг осознала, как здорово смотрятся отец и сын вместе. Сколько у обоих радости в глазах, какого-то восторга. Женя, оказывается, тоже умеет удивляться, искренне восхищаться, быть большим ребенком, а не только суровым боссом с вечным изломом в брови. Но какой же Пашка молодец. Не боится, не теряется, наоборот, полон энтузиазма и любопытства. Жаль, папы здесь нет.

— Ой, — и скорее полезла в сумку, она ведь обещала ему написать.

А Соколов сейчас же нахмурился. Теперь каждый ее контакт с телефоном вызывает бурю негодования внутри.

— Может, все рабочие вопросы оставишь до приземления?

— Это не по работе, — быстренько набрала отцу сообщение, а заметив напряженный взгляд Евгения, поспешила успокоить, — я папе пишу. Он же при тебе просил оставаться на связи. Что-то не так? — положила телефон на столик.

— С чего решила?

— Да ты от любой моей смс-ки дергаешься.

— Ничего подобного.

— Ты думаешь, мне пишет кто-то конкретный? — усмехнулась. — Например… Сотников.

— Какой еще Сотников?

— Тот самый, сын дяди Коли.

— А он может тебе написать?

— Может, — пожала плечами, — если захочет.

Этот хочет, еще как хочет гнида лесная. Недаром они вдвоем о чем-то шушукались, пока он был занят Пашкой.

— Надеюсь, ты с ним не планируешь заводить дружбу?

— Жень, тебя, кажется, заносит не туда.

Хотя, Лиза слукавила. Саша ей как раз написал, когда они были в дороге. Но рассказывать об этом Соколову, по понятным причинам, не стала. Он однозначно начнет психовать, ибо вдруг превратился в ревнивца, а она не обязана перед ним, в общем-то, отчитываться или спрашивать разрешения, с кем можно «заводить дружбу», а с кем нет.

— Возможно, — одернул белоснежный свитер.

Да уж, с небольшой щетиной, отросшими волосами, которые начали слегка виться, в белой кофте и синих джинсах он выглядит божественно. И как же он прекрасен, когда выключает «большого босса». Ведь ей нужен именно такой мужчина — простой, приземленный и главное, умеющий слушать. Просто, с другим она и не сладит, либо в итоге прогнется, либо снова сбежит. Жизнь в тайге ее сделала сильнее физически, но, увы, не морально. Морально она по-прежнему уязвима. Вот даже сейчас, Соколов нахмурил брови, начал проявлять признаки ревности, а ей бы уже подскочить и сбежать куда подальше, лишь бы не тратить силы на выяснения или оправдания. Вывод из этого всего один — толстой шкурой она так и не обросла, Женя в свою очередь так и не научился гибкости.

Полет меж тем прошел идеально… они успели и поужинать, и поваляться, и посмотреть мультики. Правда, Лиза все боялась, что малыш испачкает мебель или сломает пульт, которым взялся единолично командовать. К счастью, все осталось в целости и сохранности, а под конец полета, когда командир сообщил о готовности к снижению, Паша сам забрался в свое кресло, пристегнулся и сложил ручки на коленях.

И вот… самолет плавно вошел в толщу облаков. А скоро глазам предстала ночная Москва, сияющая тысячами огней.