Свидетель:

– Я была арестована гестапо 13 февраля 1941 года.

Обвинитель:

– Вашу сестру арестовали вместе с вами?

Свидетель:

– Вместе со мной в тот день арестовали двух моих сестер и двоих зятьев.

Обвинитель:

– Что с вами произошло после ареста?

Свидетель:

– Меня забрали в гестапо.

Обвинитель:

– Что с вами делали в гестапо?

Свидетель:

– В первый день гестаповцы записали мои личные данные и отправили в тюрьму в Люблине.

Обвинитель:

– А что произошло после этого? Продолжайте и расскажите нам все о том, что с вами делали в гестапо и куда вас отправили.

Свидетель:

– Две недели я провела в тюрьме Люблина, а потом меня снова забрали в гестапо. Там меня допросили: они хотели силой заставить меня признаться в том, какую работу я выполняла для Сопротивления.

Гестаповцы хотели, чтобы я назвала имена людей, с которыми я работала. Я отказалась называть им имена, из-за чего меня избили.

Один гестаповец долго избивал меня, делая лишь краткие перерывы. Потом меня отвели в камеру. Два дня спустя, ночью, меня снова привели на допрос и снова избили. В подразделении гестапо я провела неделю, после чего меня снова отправили в люблинскую тюрьму. В тюрьме я оставалась до 21 сентября 1941 года, после чего вместе с другими заключенными меня перевели в концентрационный лагерь Равенсбрюк, куда мы прибыли 23 сентября 1943 года…

Обвинитель:

– Хорошо. Вы можете рассказать трибуналу, что с вами происходило в Равенсбрюке?

Свидетель:

– В Равенсбрюке у нас отобрали одежду и выдали обычные тюремные робы. После этого меня отправили в мой блок, где я три недели просидела на карантине. Через три недели нас забрали на работы. Работа подразумевала тяжелый физический труд. Весной мне дали уже другую работу и перевели в мастерскую, которую по-немецки называли «Betrieb». Там тоже приходилось нелегко: одну неделю я работала в дневную смену, а на следующей неделе нужно было выходить в ночь. С приходом весны условия в лагере становились все хуже и хуже, воцарился голод. Порции еды стали меньше. Мы недоедали, были совершенно измождены, у нас не оставалось сил, чтобы работать.

Весной того же года у нас забрали ботинки и чулки, и нам приходилось работать босыми.

В лагере все было усыпано гравием, и ступни от этого болели. Больше всего утомляли так называемые «переклички», когда нам приходилось часами стоять на месте, а иногда перекличка занимала и вовсе часа четыре. Если кто-то из заключенных пытался подложить под ступни лист бумаги, его избивали и обходились совершенно бесчеловечным образом. Нам приходилось стоять на плацу по стойке «смирно» – не разрешалось даже пошевелить губами, поскольку это могло означать, что мы молимся, а молиться нам тоже не разрешали.

Обвинитель:

– Свидетель, расскажите, проводили ли на вас операции во время вашего пребывания в концентрационном лагере Равенсбрюк?

Свидетель:

– Да, проводили.

Обвинитель:

– Когда это происходило?

Свидетель:

– 22 июля 1942 года нас – семьдесят пять заключенных, которых привезли из Люблина, – вызвали к коменданту лагеря. Мы стояли снаружи, перед помещениями лагерного руководства, и там были Кегель, Мандель и человек, в котором я уже позднее признала доктора Фишера. После этого нас отправили обратно в блок с приказом ожидать следующих распоряжений.

25 июля всех женщин, свезенных из Люблина, вызвала Мандель, которая сообщила, что нам не разрешается работать за пределами лагеря. Одновременно с нами вызвали пятерых женщин, которых доставили из Варшавы. На следующий день они снова вызвали 75 женщин, и нам пришлось выстроиться перед лагерным госпиталем. Там присутствовали Шидлауски, Оберхойзер, Розенталь, Кегель, а также доктор Фишер.

Обвинитель:

– Свидетель, посмотрите, присутствует ли Оберхойзер на скамье подсудимых в этом зале?

В это время в допрос вмешался переводчик:

– Свидетель просит разрешения подойти к скамье подсудимых, чтобы их разглядеть.

Обвинитель:

– Да, разумеется.

Я наблюдала за тем, как свидетельница выходит из-за трибуны, подходит к скамье подсудимых, встает напротив единственной женщины среди всех обвиняемых, доктору Оберхойзер, сидящей во втором ряду, и указывает на нее.

Обвинитель:

– Не могли бы вы также указать на Фишера?

Не отходя от скамьи подсудимых, свидетельница указала на доктора Фишера.

Обвинитель:

– Свидетель, вы сообщили Трибуналу, что в июле 1942 года 75 полячек, которые прибыли в лагерь Равенсбрюк из Люблина, получили приказ явиться к лагерным врачам.

Свидетель:

– Да.

Обвинитель:

– Сколько женщин из общего числа выбрали для проведения операций?

Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США

Обвиняемый Фриц Фишер, врач, помощник обвиняемого генерала Карла Гебхардта

Свидетель:

– В тот день мы еще не знали, зачем нас вызвали к лагерным врачам. Тогда же десять из двадцати пяти женщин забрали в госпиталь, но мы не знали, зачем. Четверо из них вернулись, а шестеро остались в госпитале. Все в тот же день шесть этих женщин вернулись в блок после того, как им сделали какую-то инъекцию, но мы не знали, что это был за препарат.

1 августа этих шестерых снова вызвали в госпиталь; тех девушек, кто получил инъекции, оставили в госпитале, но мы никак не могли с ними связаться, чтобы понять, зачем их туда поместили. Через несколько дней одна из моих приятельниц смогла подобраться к госпиталю поближе и узнала от одной из заключенных, что все шесть девушек находились в койках, а на их ноги был наложен гипс.

14 августа все того же года меня тоже вызвали в госпиталь и записали мое имя на листе бумаги. Я не знала, для чего это все. Помимо меня, в госпиталь вызвали еще восемь девушек.

Нас вызвали в то время, когда обычно проходили казни, и я подумала, что сейчас меня убьют.

В лагере уже были случаи, когда некоторых девушек расстреливали.

В госпитале нас положили на койки, а отделение, в котором мы находились, заперли на ключ. Потом пришел немецкий медбрат и сделал мне укол в ногу. После этого укола меня вырвало, и я почувствовала слабость. Потом меня положили на медицинскую каталку и отвезли в операционную… Потом я потеряла сознание, а когда очнулась, то обнаружила, что нахожусь в обыкновенной больничной палате. Еще какое-то время я пыталась полностью прийти в себя, меня мучила ужасная боль в ноге. Потом я снова потеряла сознание. Вновь я очнулась уже утром, после чего обнаружила, что на мою ногу от щиколотки и до самого колена наложен гипс. Нога невыносимо болела, меня мучил жар. Я также обратила внимание на то, что нога вся распухла: начиная от пальцев и заканчивая паховой областью.