Эва увидела, как дернулся Макар, поворачиваясь к ней, и от его выражения лица ей стало страшно. Что с ним, почему он так смотрит? И Эва заговорила быстро, чтобы Мак не успел ничего сказать:

— Я хочу уйти от тебя, Макар.

— Но ведь мы…

— Нет никакого «мы», — вымученно ответила Эва, — потому что «нас» нет. Есть ты и я, — а потом все же решилась и добавила: — И Алена.

— При чем здесь Алена? — казалось, он удивился вполне искренне, и Эва еле удержалась, чтобы не скатиться к череде пусть и справедливых, но упреков.

Макара не было в чем упрекнуть, разве в том, что он изо всех сил пытался держать себя в рамках собственных обязательств. Он никогда не обещал Эве быть верным, но она знала, что у него есть такой пунктик, и сколько бы женщин у него ни было до, в отношениях все женщины исчезали. Это ей еще Алена говорила.

А Макар тем временем решительно оттолкнулся от подоконника и шагнул к Эве. Она попыталась сопротивляться, но он легко пресек эти попытки, притянув ее к себе за затылок и уперевшись лбом. Эва часто задышала ртом, стараясь не вдыхать его запах.

— Бред! — он тоже дышал тяжело, сжимал ее затылок как при поцелуе, приминал пальцами, а она кусала губы, не давая себе поплыть от такой привычной ласки. — Ты несешь полную чушь, Эвочка. Просто это такой долбанный период в нашей жизни, его надо пережить. Если бы не компания, не отец, мы уехали бы с тобой на какой-нибудь остров, и все бы наладилось. Мы поедем, надо только немного потерпеть. Насчет отца ты не права. Я сам с ним не общался с тех пор, как свое дело начал, он очень тяжелый, я не хочу, чтобы он еще и тебя прессовал. А за друзей извини, я их никуда не дену.

Эва понимала, что надо срочно что-то делать, сказать, иначе она сорвется, пошлет всю свою выдержку к чертовой бабушке, бросится Макару на шею, и снова все пойдет по тому же кругу. Потому что не любит, она чувствовала, что он просто цепляется за нее неизвестно зачем, а любить не любит. Но тогда не имело смысла ни обсуждать ничего, ни спасать, ни налаживать. Она облизнула пересохшие губы, прикрыла глаза и сказала почти шепотом.

— Нет, Макар, я хочу уйти. Я… Я больше не хочу тебя.

Он стянул на затылке волосы так, что она чуть не закричала. Эва почти лежала на подоконнике, Макар наклонился к самому лицу и вперил в ее распахнутые глаза невидящий взгляд. Она глотала горячие слезы и не позволяла себе даже выдохнуть, чтобы он не догадался, ничего не прочел по ее лицу.

Эва не знала, откуда в ней это, вот у мамы все всегда отражалось на лице, а Эва если упрется, хоть кол на голове теши. Она просто делала выводы.

Еще в садике после того, как кучка до жути неприятных девиц высмеяли Эвину любимую игрушку — затасканную и затисканную собаку— Эва поначалу молча и невозмутимо слушала, прижимая собаку к себе. А потом так же невозмутимо надела на голову самой рьяной из девиц горшок со всем его содержимым. Скандал раздули неимоверный, но Эва честно все рассказала маме, и та только вздохнула:

— Это отцовские гены в тебе, доченька, он тоже такой был.

И теперь Эва просила все отцовские гены прийти ей на помощь, потому что сил сопротивляться Макару у нее уже не было. Мак вздрогнул и отпустил ее затылок, а потом и сам от нее оттолкнулся.

— Хорошо, тогда нам конечно лучше расстаться, — а потом снова качнулся обратно. — Но я все же предлагаю пока просто взять паузу. Я сниму тебе квартиру и буду помогать, ты продолжишь лечение в клинике, я улажу все в работе, а потом мы попробуем снова, если ты захочешь. Ты согласна?

— Да, — главное было со всем соглашаться, хотя стоило только представить это пребывание под надзором Макара в чужой квартире, сразу бросало в дрожь, — конечно, Мак, нам просто надо отдохнуть. Это самый правильный выход.

— Только почему тогда, если он такой правильный… — он снова прижался к ней лбом, и у нее в груди снова запекло, — почему тогда так больно, Эва?

Ей тоже было больно, очень больно, она думала, что когда умерла мама, большей боли испытать невозможно. Теперь она знала, что можно, потому что хоронить живых оказалось намного больнее.

— Сегодня я лягу в гостиной, Макар, — Эва «включила» гены и заставила себя улыбнуться, хоть Мак по-прежнему выглядел потерянным, — все-таки, теперь я у тебя в гостях…

Спать хотелось дико, это было нормальное состояние Макара с тех пор, как он взвалил на себя обязанности генерального директора, но уснуть не получалось. Разговор с Эвой не шел из головы, и хоть они будто бы договорились до чего-то — Эва согласилась, чтобы он снимал для нее квартиру, по-прежнему участвовал в ее жизни, — Макара не покидало предчувствие чего-то неотвратимого. Предчувствие того, что это неверное решение, которое обойдется ему… Дорого. Очень дорого.

Но дальше так продолжаться не могло. Макар даже думать не хотел, что будет, если его подозрения оправдаются, и Эва уходит только для того, чтобы встречаться с тем парнем, из-за которого начались их отношения. Или благодаря которому.

Макар точно знал день, с которого все началось. К нему пришел Тимур, они разговаривали и на каком-то этапе чуть было не подрались — Мак схватил его за грудки и тряс так, что у того чуть голова не отвалилась. Когда узнал, что на его Эвочку пускают слюни практически все его друзья.

«Так женись, если над ней трясешься, дай понять, что это твое, — сказал раздраженно Тимур, отталкивая взбешенного Макара, — и все тогда перестанут на нее слюни пускать».

А он да, реально взбесился, самому за себя страшно стало, и это тоже его пугало. Он готов был ударить Тимура, он чуть не утопил Игоря, Дэна вообще чуть не убил за то, что тот хватал Эву за плечи. Его накрывало от одной только мысли, что кто-то к ней просто прикоснется, его трясло от злости, когда он представлял, что ее кто-то поцелует. И это сумасшествие никак нельзя было назвать любовью.

Макар был влюблен только один раз в жизни, он хорошо знал это чувство — сладкое, щемящее желание, которое не имело ничего общего с той гремучей смесью, что сотрясала его в отношении Эвы. Животная страсть в сочетании с непонятной, накатывающей нежностью, желанием спрятать ее ото всех, контролировать каждый ее вдох, каждое движение — это держало в таком сумасшедшем напряжении, что он совсем измучился.

Макар помнил, как отреагировал на то, что Алена теперь с Русом. Он ревновал Алену к человеку, которого считал лучшим другом, злился, что его предпочли другому, это были понятные чувства. Точно так же он негодовал, когда проиграл тендер, к которому его компания готовилась полгода. Особенно напрягало то, что он надеялся таким образом подняться в глазах отца, но это состояние длилось относительно недолго, Мак знал, как с ним справиться. А вот из-за Эвы его просто рвало на части.

Он страшился таких чувств. С тех пор, как ушел отец, Мак хорошо усвоил, что мужчина должен отвечать за свои поступки и принимать решения, руководствуясь холодным рассудком, а не тем местом, куда приливает вся кровь в определенные моменты. Мать все время об этом твердила.