"Джейми", умолял я, "что я могу сделать длятебя?"

Джейми, моя сладкая Джейми, спала в течение многих часовтеперь, даже когда я говорил с нею. Она не реагировала на звук моего голоса; еедыхание было быстрым и слабым.

Я сидел около кровати и наблюдал за нею в течение долгоговремени, думая, как сильно я люблю ее. Я держал ее руку возле своего сердца,чувствуя костлявость ее пальцев.

Часть меня хотела плакать прямо здесь, но вместо этого яположил её руку назад, и повернулся лицом к окну.

Почему, задавался я вопросом, мой мир внезапно развалился?Почему все это случилось с ней? Я задавался вопросом, было ли в том, чтослучилось большой урок. Было ли это, как говорила Джейми, просто часть планаБога?

Бог хотел, чтобы я влюбился в нее? Или это произошло по моейсобственной воле? Чем дольше Джейми спала, тем больше я чувствовал ееприсутствие около себя, все же ответы на эти вопросы были не более ясны, чем ипрежде.

На улице закончился утренний дождь. Это был мрачный день, нотеперь поздний солнечный свет прорывался через облака. В прохладном весеннемвоздухе я видел первые признаки того, что оживает природа. Деревья снаружирасцветали, листья ждали нужный момент, чтобы раскрутиться и открыться к ещеодному летнему сезону.

На тумбочке у ее кровати я видел коллекцию вещей, которыеДжейми очень ценила. Здесь были фотографии ее отца, который держал Джейми ещемаленьким ребенком и они стояли вне учебного помещения в ее первый день учебы вдетском саду; было собрание карточек, которые прислали дети приюта. Вздыхая, яподошел к ним и открыл карточку на вершине кучки.

Написано было мелким почерком и очень просто: Пожалуйста,скоро поправьтесь. Я тоскую без Вас.

Было подписано Лидией, девочкой, которая заснула на коленяхДжейми в Канун Рождества.

Вторая карточка выражала те же самые чувства, но чтодействительно бросилось в глаза, - была картина, которую малыш Роджернарисовал. Он нарисовал птицу, взлетающую выше радуги.

Задыхаясь от волнения, я закрыл карточку. Я не мог большепросматривать их, и когда я положил кучку назад, туда, где она была прежде, язаметил газетную вырезку, рядом с ее стаканом. Я подошел к статье и увидел, чтоона была о пьесе, изданная в воскресной газете в день после того, как мывыступили. Выше текста, я увидел фотографию, единственную когда-либо сделанную,на которой мы присутствовали вдвоем.

Это, казалось, было так давно. Я поднес статью ближе кглазам. Когда я смотрел, я вспомнил то, что чувствовал, когда видел ее тойночью. Глядя близко на ее образ, я искал любой признак, который показал бы, чтоона подозревала о том, что должно будет произойти. Я знал, что она подозревала,но ее выражение той ночью не показывало этого. Вместо этого, я увидел толькосияющее счастье. Я вздохнул и отложил вырезку.

Библия все еще лежала открытой там, где я закончил еёчитать, и хотя Джейми спала, я чувствовал потребность почитать еще. В конечномсчете, я натолкнулся на другой отрывок:

Говорю это не в виде повеления, но усердием других испытываюискренность и вашей любви.

Слова заставили меня задыхаться снова, и так, как я ужесобирался заплакать, значение их внезапно стало ясным.

Господь, наконец, ответил мне, и я внезапно понял то, что ядолжен был сделать.

Я, возможно, не добрался бы к церкви быстрее, даже если бы уменя была машина. Я использовал любые короткие пути, какие мог, мчась череззадние дворы людей, перепрыгивая через заборы, и в одном случае, сократил путьчерез чей-то гараж и боковую дверь. Все, что я знал о городе переросло вдействие, и хотя я никогда не был особенно хорошим атлетом, в этот день меня невозможно было остановить, движимый тем, что я должен был сделать.

Я не заботился, как я выглядел, когда я добрался, потому чтоя подозревал, что Хегберту это не будет интересно, также. Когда я, наконец,вошел в церковь, я замедлил ходьбу, пробуя отдышаться, когда я был возле егоофиса.

Хегберт поднял глаза, когда увидел меня, и я знал, почему онбыл здесь. Он не предложил мне войти, он просто отвел взгляд, назад к окну.Дома он имел дело с ее болезнью, убирая тщательно дом. Здесь, тем не менее,газеты были разбросаны поперек стола, и книги валялись по комнате, как будтоникто не убирал здесь в течение многих недель. Я знал, что это было местом, гдеон думал о Джейми; это было местом, куда Хегберт приходил, чтобы плакать.

"Преподобный?" сказал я мягко.

Он не отвечал, но я все же вошел.

"Я хотел бы остаться один", заворчал он.

Он выглядел старым и избитым, столь же утомленным какИзраильтяне, описанные в Псалмах Давида. Его лицо было искажено, и его волосыпоредели с декабря. Возможно, даже больше чем я, он должен был поддерживатьсебя на высоком уровне возле Джейми, и напряжение из-за этого так утомляло его.

Я прошел прямо к его столу, и он поглядел на меня перед тем,как опять отвернуться к окну.

"Пожалуйста", сказал он мне. Тон его голоса былумоляющим, как если бы у него не было сил, чтобы противостоять даже мне.

"Я хотел бы говорить с Вами", сказал я твердо."Я не просил бы, если бы это не было очень важно".

Хегберт вздыхал, и я сел на стул, на котором сидел прежде,когда я просил его позволить мне пригласить Джейми на канун нового года.

Он слушал, когда я сказал ему, что было у меня на уме.

Когда я закончил, Хегберт повернулся ко мне. Я не знаю то, очем он думал, но к счастью, он не сказал нет. Вместо этого он вытер глазапальцами и повернулся к окну.

Даже он, я думаю, был слишком потрясен, чтобы что-тосказать.

Снова я бежал, снова я не утомлялся, моя цель давала мнесилу, я должен был идти. Когда я добрался к дому Джейми, я влетел в дверь безстука, и медсестра, которая была в ее спальне, вышла, чтобы увидеть, чтовызвало шум.

Прежде, чем она смогла говорить, я сказал.

"Она проснулась?" спросил я, эйфористически ииспуганно в то же самое время.

"Да", осторожно сказала медсестра. "Когда онапроснулась, то интересовалась, где Вы находились".

Я принес извинения за мой растрепанный вид и поблагодарилее, затем попросил, не будет ли она возражать оставить нас наедине. Я вошел вкомнату Джейми, частично закрывая дверь позади себя. Она была очень бледна, ноее улыбка сообщила мне, что она все еще боролась.

"Привет, Лендон", сказала она слабым голосом,"благодарю тебя за возвращение".

Я взял стул и сел рядом с нею, взяв ее руку. Видя ее лежащейтам, заставило кое-что напрячься глубоко в моем животе, почти заставляя меняплакать.