Она пожала плечами без ответа, и мы сидели вместе в течениенескольких мгновений, наблюдая за дождем, который барабанил в окна.

"Когда я сказала тебе, что я молилась о тебе",сказала она, наконец, мне, "как ты думал, о чем я говорила?"

Прогрессия ее болезни продолжалась, убыстряясь, когдаприблизился март. Она принимала больше лекарства от боли, и она чувствоваласебя плохо, когда принимала пищу, из-за боли в животе. Она становилась слабой,и было похожим на то, что она должна будет лечь в больницу, несмотря на еепожелания.

Именно моя мать и отец изменили все это.

Мой отец возвращался домой из Вашингтона, поспешно уезжая,хотя сессия конгресса продолжалась. Очевидно, моя мать позвонила ему и сказала,что если он не приедет домой немедленно, он может оставаться в Вашингтоненавсегда.

Когда моя мать сказала ему, что случалось, мой отец ответил,что Хегберт никогда не примет его помощи, что раны были слишком глубоки, и чтоуже слишком поздно делать что-нибудь.

"Это не связано с твоей семьей, или с ПреподобномСаливаном, или с тем, что случилось в прошлом", сказала она ему, непринимая его ответ. "Это связано с нашим сыном, который любит маленькуюдевочку, которая нуждается в нашей помощи. И ты найдешь способ помочь ей".

Я не знаю то, что мой отец сказал Хегберту, или какиеобещания он должен был сделать, или сколько все это, в конечном счете, стоило.Все, что я знаю, - то, что Джейми была скоро окружена дорогим оборудованием,была снабжена всеми лекарствами, в которых она нуждалась, и была под полнымнаблюдением двух медсестер, в то время как доктор осматривал её несколько раз вдень.

Джейми могла остаться дома.

Той ночью я плакал на плече своего отца, впервые в жизни.

"Есть какие-нибудь жалобы?" спросил я ее. Она былав своей кровати под покрывалом, трубка в ее руке, питала её лекарствами, вкоторых она нуждалась. Ее лицо было бледно, ее тело весило не больше перышка.Она могла с трудом ходить, и когда она шла, её нужно было поддерживать.

"У нас всех они есть, Лендон", сказала она,"но я прожила замечательную жизнь".

"Как ты можешь такое говорить?" выкрикнул я,неспособный скрыть свою боль. "Из всех людей это случилось с тобой".

Она слабо сжимала мою руку, улыбаясь нежно ко мне.

"Это", она признала, осматривая комнату,"могло быть и лучшим".

Несмотря на мои слезы, я засмеялся, затем немедленнопочувствовал вину за то, что сделал так. Я должен был поддержать ее, а ненаоборот. Джейми продолжала.

"Но кроме этого, я была счастлива, Лендон. Правда. Уменя был особенный отец, который рассказал мне о Боге. Я могу оглянуться впрошлое и увидеть, что я, возможно, могла помочь большему числу людей".Она сделала паузу и встретилась с моими глазами.

"Я даже влюбилась и сделала так, чтобы кто-то любил именя".

Я поцеловал ее руку, когда она сказала это, затем приложилеё к своей щеке.

"Это не справедливо", сказал я.

Она не отвечала.

"Ты все еще боишься?" спросил я.

"Да".

"Я тоже боюсь", сказал я.

"Я знаю. И сожалею".

"Что я могу сделать?" спросил я отчаянно. "Яне знаю того, что я еще могу сделать".

"Ты будешь читать мне?"

Я кивал, хотя я не знал, буду ли я в состоянии читатьследующую страницу без остановок.

Пожалуйста, Господи, скажи мне, что делать!

"Мама?" сказал я позже той ночью.

"Да?"

Мы сидели на диване в кабинете, огонь сверкал перед нами.Ранее в этот день Джейми заснула, в то время как я читал ей, и, зная, что онануждалась в отдыхе, я выскользнул из ее комнаты. Но прежде, чем я сделал это, япоцеловал ее мягко в щеку. Это было безопасно, но Хегберт вошел, когда я такделал, и я видел противоречивые эмоции в его глазах. Он смотрел на меня, зная,что я любил его дочь, но, также зная, что я нарушил одно из правил его дома,даже несказанное. Если бы она была здорова, я знаю, что он никогда бы непозволил мне зайти в дом опять. Когда это случилось, я направился к двери.

Я не мог обвинить его. Я познал, что проведение времени сДжейми иссушали мои силы и я не чувствовал себя обиженным из-за его поведения.Если Джейми и научила меня чему-то за эти прошлые несколько месяцев, то этобыло тем, что она показала мне, что именно по действиям - не мыслям илинамерениям - можно оценивать людей, и я знал, что Хегберт позволит мне прийтина следующий день. Я думал обо всем этом, когда я сидел рядом с моей мамой надиване.

"Ты думаешь, что мы имеем цель в жизни?" спросиля.

Это был первый раз, когда я задал ей такой вопрос, но сейчасбыли необычные времена.

"Я не уверена, что я понимаю то, о чем тыспрашиваешь", сказала она, хмурясь.

"Я подразумеваю - как ты знаешь, что ты должнасделать?"

"Ты спрашиваешь меня о проведении времени сДжейми?"

Я кивал, хотя я все еще смущался. "Да. Я знаю, что яделаю правильную вещь, но … чего-то не хватает. Я провожу время с ней, и мыговорим и читаем Библию, но ..."

Я сделал паузу, и моя мать закончила мою мысль для меня.

"Ты думаешь, что должен сделать больше?"

Я кивал.

"Я не знаю, есть ли что-нибудь более того, что тыможешь сделать, солнышко", сказала она мягко.

"Тогда, почему я чувствую, что могу?"

Она придвинулась поближе, и мы наблюдали огонь вместе.

"Я думаю, что это - потому что ты испуган, и тычувствуешь себя беспомощным, и даже притом, что ты пробуешь, вещи продолжаютстановиться все труднее и труднее для вас обоих. И чем больше ты пробуешь, темболее безнадежными кажутся вещи".

"Есть ли какой-нибудь способ прекратить чувствоватьтак?"

Она обняла меня рукой и притянула поближе. "Нет",сказала она мягко.

На следующий день Джейми не могла встать с кровати. Так какона была слишком слаба теперь, чтобы даже идти с поддержкой, мы читали Библию вее комнате.

Она заснула в течение пары минут.

Прошла другая неделя, и Джейми становилось постоянно хуже,ее тело ослабевало.

Прикованная к постели, она выглядела меньшей, почти сновакак маленькая девочка.