Будь у нее больше времени, она еще могла бы надеяться, что Джордж с Генри ее спасут. Но вместо надежд у нее остались только воспоминания.

Мать.

Теперь это воспоминание для нее не столь мучительно. Жизнь ее что открытое окно, а она – бабочка.

Если бы не резкие провалы во тьму – притом что тело ее рвалось к жизни – она могла бы отдыхать себе и отдыхать и плавать в море, и каждый взмах ее руки был бы исполнен философского смысла.

Генри…

Утро, когда он вернулся из Кембриджа.

А потом – запах дедова пальто, висящего вместе с огромной сумкой за кухонной дверью, рядом со стоящей тут же метлой.

На «Веспе» позади Генри.

Она думала – удалось бы ей прожить полную жизнь, если бы ее достали из-под рухнувшего здания. Такая жизнь существует лишь в представлении о некоей другой сущности, которую мы совсем не знаем.

Мягкие руки. Детские ручонки. Маленький домик – где-то. Перчатки – день холодный.

Вслед за тем, повинуясь рациональному закону смерти, она проникается любовью к тьме и к оставшимся восьми мгновениям жизни: ведь каждое такое мгновение для нее сродни животворному куску еды, дарованной умирающему от голода.

В это самое время в супермаркете упала без чувств молодая француженка – парижанка по имени Натали.

К ней кинулись люди.

Ждать до вечера нет мочи. Настроение у тебя теперь совсем другое – то-то она порадуется. Правда, надо будет решить кое-какие бытовые вопросы, как-то: больницы, имена, дом с садом, где можно было бы жить…

Но все случилось до обеда. Джордж стоял у входа в палатку с кружкой воды в руке. Джорджа свалило с ног. Вода пролилась.

Тогда-то все и случилось – все разом рухнуло.

Пытался заткнуть уши – и вскоре тоже валился наземь. Из-за пыли не видно было ни зги. Мысли путались. Если ты умер, последнее, что чувствовал, – наверное, чистый ужас.

Казалось, прошли долгие часы; мысли кучей валялись у твоих ног. Под горой рушились здания. Человеческие жизни обрывались в мгновение ока.

А когда все кончилось, на горном склоне наступила звенящая тишина. Помнится, ты мчался сломя голову к вершине – к палатке – сквозь тучи пыли. Джордж снова был на ногах – застыл как вкопанный. Лицо у него словно перекосило: казалось, оно причудливо свисало с черепа. Потом пришло взаимное ощущение друг друга – будто физическое подтверждение зрительных образов. Помнится, ты стоял на краю обрыва – глядел на лежавшие вдали Афины.

– Стойте! Стойте! Ни шагу дальше! – возопил профессор. – Ни с места – выступ, похоже, неустойчивый… это землетрясение – в любое мгновение может тряхнуть снова.

Но оттуда, где ты стоял, видно было достаточно.

Афины исчезли в облаке пыли.

Профессор кричал как заведенный:

– Мне надо спасать артефакты! Мне надо спасать артефакты!..

Он повернулся к тебе и Джорджу.

– А вы мигом за Ребеккой, везите ее сюда – здесь безопасней.

«Рено» сдал назад и наскочил на здоровенный камень. Задок – всмятку.

Профессор велел тебе выбираться из машины, если ты вдруг заедешь туда, откуда не сможешь выехать. А еще он велел хватать все необходимое, чтобы выжить. И протянул тебе пистолет.

– На всякий случай! – сказал он, пихая его тебе в руки. – Если будет надо – стреляй.

И его как ветром сдуло.

– Попробуй запустить двигатель, – сказал Джордж. – А я столкну машину с камня.

После нескольких попыток машина завелась. Джордж запрыгнул на пассажирское сиденье.

– Задок весь в лепешку, – сообщил он. – Совсем всмятку.

На подъезде к Афинам ты увидел, что поток выезжающих из города машин превратился в одну застывшую вереницу транспортных средств по обе стороны дороги. В небе кружили по меньшей мере три десятка вертолетов. Большую часть пути ты ехал вдоль крутой травянистой насыпи, притормаживая лишь для того, чтобы объехать закипевшие автомобили, битком набитые насмерть перепуганными жителями Афин.

Мили две пришлось продираться по тротуару, то и дело сигналя. Кругом копошились люди – точно букашки. Дома целиком сползли на дорогу, повсюду дымились небольшие пожары. Ты миновал двух мужчин, схватившихся на кулаках.

Подъехав к своему дому, ты увидел, что он целехонек, – только кое-где пошел трещинами. Вы оба ворвались к тебе в квартиру, зовя Ребекку. И тут заметили кое-что на кухонном столе.

Еще четыре часа ушло на то, чтобы добраться до дома Ребекки. Ты останавливался дважды. Первый раз – чтобы заменить спущенное колесо, а второй – чтобы помочь поднять часть кровли, накрывшей какое-то семейство за обедом. Мамаше удалось выбраться из-под завала, а остальные домочадцы оказались в ловушке. Когда собралось достаточно народу и кровлю приподняли, оказалось, что детишки погибли. Они так и остались сидеть на своих стульчиках, точно куклы.

Отыскать дорогу к Ребекке было нелегко. Кругом все стало по-другому. Смердело нечистотами и паленой пластмассой.

Какие-то парни регулировали дорожное движение, стараясь освободить полосы для продвижения военных подразделений, прибывавших на вместительных грузовиках. Над городом зловещими боевыми порядками кружили стаи вертолетов.

Ты с Джорджем бросил машину в паре кварталов от дома Ребекки, и остаток пути вы одолеваете бегом. Вы обнимались и кричали от радости, когда увидели – еще издалека, – что дом ее как будто совсем не пострадал. Ты даже высматривал ее среди множества лиц на улице. А когда бросился к дверям ее дома, какой-то паренек окликнул тебя и показал куда-то. Но ты почему-то ничего не увидел. Стены дома стояли на месте, однако ж сам дом обвалился внутрь.