думал, что мог бы он остановиться в центре, а не в этом пресловутом новом районе, что ему там было бы удобнее. Ведь все его друзья жили в центре, и он раньше жил там с женой. А теперь вот жена осталась в Москве. А он тут уже около месяца. И давно ему хотелось встречи с женщиной какой-нибудь загадочной особой, а впрочем, даже не загадочной, а просто с милой девушкой, женщиной ли.

Едет он так и думает. Очень надо сказать лениво и от скуки начинает оглядываться, рассматривать людей. Все лица, как он уже замечал, топорные, ленивые, разбухшие какие-то, то же и фигуры, и одежда тоже.

Человек стал думать о том, что всякий район имеет своё лицо. И один, например, гораздо аристократичнее, например, район, где ходит троллейбус восемь.

Так вот он сидел думал и увидел внезапно карлицу. Совершенно маленькую девушку, которая села на переднее сиденье. Да, карлица. Вот бы с карлицей познакомиться, подумал он, усмехаясь. А карлица смотрела в окно, и у неё был нормальный профиль. А когда она повернулась случайно анфас, человек увидел, что она почти красива. И волосы чёрные, и в серьёзной женской причёске. Только мала. А чего я усмехаюсь, ведь она хороша, очевидно, девушка ещё, трепетная, наверное, а уж тайн у ней. Вот искал — пожалуйста, подойди и поговори. Ты ведь красноречив. Сумей заговорить её, чтоб не испугать. Можно предполагать, что она сама купила себе квартиру, у неё тонкое лицо, очевидно, она окончила институт, и вот она маленький самостоятельный человек. Напросись к чаю, ещё не позднее время, или же вообще в гости, хотя бы назавтра. К ней ведь явно не часто пристают мужчины. Ну, что же тебя удерживает? Спрашивал себя человек.

Ты придёшь, будешь с ней говорить, говорить, а она не поймёт, в чём дело. Будет гореть тусклый свет. Ты скажешь, что не любишь яркого. Потом ты её поцелуешь и скажешь ей, что ты пришёл, что ты видел её много раз, что ты втайне следил за ней, и вот сегодня решился подойти. А она станет убегать, а ты поймаешь. А она начнёт плакать, плакать. Зачем Вы смеётесь надо мной. Природа наградила меня неподходящей оболочкой… Уходите. А ты не уйдёшь…

Но она, маленькая девушка, встала и пошла к выходу. А человек остался. Вот она вышла в темноту. А человек сидит. Эх ты, ругает он себя — а ещё писатель. Через двадцать минут он был дома. Родители спали. Он тихо поужинал на кухне и сел в своей комнате писать рассказ, как некто Юрий Смирнов познакомился в троллейбусе с очаровательной женщиной маленького роста и остался с ней на всю жизнь.

«Двадцать шестого числа он написал ей письмо…»

Двадцать шестого числа он написал ей письмо. Мол, сил моих нет. Ты там живёшь неустроенной жизнью. Неизвестно где ночуешь, и как ты себя ведёшь, я не знаю. К тому же не пишешь писем. Каждую ночь мне является твой образ, и ты видишься мне голой с мужчиной, делающей то самое последнее, что можно только мне и тебе. Ты прости, ты прости, но ты приезжай. Двадцать седьмого он отправил ей деньги на дорогу, и он стал ждать. Никуда он не выходил, только на балкон, читал и ждал, когда окончится день. Тридцать первого её не было. 1-го тоже. 2-го и 3-го тоже. Он встал четвёртого поздно. Посидел на балконе на солнцепёке и смотрел пристально на свои руки. Затем взял все свои рукописи за последние два года. Листки, исписанные очень мелко и плотно, заключались в трёх папках. Сложил он это в портфель и пошёл. Там, где была лесополоса, он их вынул, положил на землю и поджёг. При этом плакал. Затем ушёл и пришёл к реке. Тут ему ещё раз вспомнилась вся она — его жена на протяжении более чем трёх лет. Крупная красивая женщина с мягкой большой грудью, очень вся вспомнилась. Он сложил свои вещи с себя на песок. В карман положил записку, а потом убрал её и, написав, «Я ухожу» на другом листке, положил эту. Да, достаточно, а то всегда они разглагольствуют. Самоубийцы.

Он вошёл в воду и поплыл. В руке его был небольшой узелок, что он тоже вынул из портфеля. Он переплыл на ту сторону. На середине реки он даже не остановился. На другой стороне он забежал в кусты и одел холщовые старые брюки, извлечённые из узелка — тапочки и рубашку. И пошёл. И ходил он целых два года. Чего только с ним не бывало. Случайно шёл он, не знал куда. И пришёл туда, где Сибирь, и зашёл в неё далеко. Однажды под вечер его и ещё какого-то старика, сидевших у костра, убили два уголовника, сбежавшие из лагеря. Убили на предмет паспортов. А паспорта у него-то и не было.

«Смотри спокойно ты живи…»

Смотри спокойно ты живи

Гляди в окно, гляди в окно

и не желай себе ружья

и пистолета не желай

Иди скорей ты в институт

студентом стань, студентом стань

и знания ты получи

и с ними на работу поступи.

Не вздумай думать о конце

Бессмертен ты, бессмертен ты

Три на работе ты штаны

Но не бунтуй, но не бунтуй

Не вспомни только человек

что краток человечий век

Не возмутись порядком нашим

не возмутись, не возмутись.

А если ты всё понял вдруг

что усыпляют, усыпляют

А если ты схватил ружьё

и убиваешь, отрицаешь.

то это лучше, чем согнить

то это лучше, чем тереть

уж упадать в своей крови

солдаты, вам, министры, вам

ух как на свете государств

и много есть и много их

и не дающи человеку

дающи только право сдохнуть.

«Железные лица собираются уйти…»

Железные лица собираются уйти туда, где зимнее тепло воплощается в сквозное и где теряют смысл, голову первые попавшие туфли в разбитых дырках рубаху гладить и одену первую ночную летучую улыбку сердца, стреляя прямо вниз, попадал гул и сквозь грохот стала стоять, чтобы вниз шёл дым сквозь слёзы и казалось,