Алиса вспомнила, как безумно, неистово она желала увидеть,как живет Эрик. Но так и не довелось…

– Ну что ж, я ведь и не пытаюсь предстать перед вамиэдаким супермачо. Я охотно признаюсь в своих слабостях. Но мне правда страшнолюбопытно побывать у вас дома. Вы, например, умеете готовить?

– Да, я хорошо готовлю. Только не люблю делать этокаждый день. Для себя готовить вообще тоска смертная.

– А если я дам вам честное слово, что буду вести себятише воды ниже травы, вы пустите меня ровно на пятнадцать минут? Больше я незадержусь.

– Так сказать, на экскурсию?

– Если угодно.

– Хорошо, пущу, но сперва дайте честное слово.

– Перед лицом своих товарищей…

– Не пойдет! – засмеялась Алиса.

– Почему?

– Потому что в ответ на пионерскую присягу, я должнавыкрикнуть: «Будь готов!» А это в мои планы не входит!

Курбатов расхохотался:

– Алиса, вы неподражаемы!

– Надеюсь!

– И что я должен сказать?

– Да не говорите ничего. Если вы поведете себя как-тоне так, я всегда сумею дать вам отлуп.

– Боже, где вы нахватались таких выражений?

– Везде. А кому не нравится, может перейти на другуюсторону улицы!

– Вы тоже любите О. Генри?

– Ну надо же! – изумилась Алиса.

– И вы удивитесь, я помню даже, как называется этот рассказ.А вы?

– И как же? Я-то точно помню.

– «Пурпурное платье».

– Потрясающе, а еще говорят, что «новые русские» вообщеничего не читают!

– А я не «новый». Я старый. Очень старый! Мои предкибыли богатыми нижегородскими купцами. Очень дальние предки. А мой прадед,например, был уже известным меценатом, весьма утонченной натурой и дажепокончил с собой из-за неразделенной любви. Так что у меня и такие гены есть.

– Подумать только!

– Ну так что, поедем к вам?

– Почему бы и нет? Удовлетворю ваше любопытство.

…В машине Курбатов взглянул на Алису. Она раскраснелась, чтонеобычайно ей шло, глаза блестели. Вот посмотрю на ее дом и тогда решу… Хотякакая разница, какой у нее дом – она так хороша, умна, сообразительна…

По дороге он вдруг свернул в какой-то переулок.

– Куда вы?

– Ну не могу же я в первый раз войти в ваш дом безцветов!

Он выскочил у цветочного магазина и вернулся через пятьминут с завернутой в шелковую бумагу корзинкой.

– Что это? – полюбопытствовала Алиса.

– Азалия! Срезанные цветы там были убогие, недостойныевас, а азалия роскошная.

– Спасибо! – почему-то вдруг смутилась Алиса. Оней нравился. И вел себя без нуворишеских замашек, и говорить с ним былоприятно, весело. Чем черт не шутит, возможно, я еще увижу что-то хорошее в этойжизни. Хотя нельзя Бога гневить, я и так вижу много хорошего. Ну, может, япросто еще буду хоть немножко счастлива как женщина, на что уж и не надеялась.А вдруг?

Они поднялись в квартиру. Вот уж чем Алиса действительногордилась, так это своим домом. Оставшуюся от родителей трехкомнатную квартируона превратила просто в игрушку. Пусть посмотрит!

Он в самом деле пробыл у нее ровно пятнадцать минут.

– Видите, какой я смирный и дисциплинированный? –спросил он, целуя ей на прощание руку.

– Вижу. Ценю.

– Я буду звонить вам, можно?

– Можно.

…В субботу с утра Тата с дочерью отправились закупатьпродукты на неделю, потом Иришка умчалась к подруге, а Тата, загрузив белье встиральную машину, решила взяться за рукопись Гущина. Она невольно то и деловозвращалась к мыслям о нем. А почему, и сама не знала. Неужели дело только втом, что он обратил на меня внимание как на женщину? – подумала она. Ноон-то мне не нравится! А ты в этом уверена? – спросила она себя. Ведь онмолодой, красивый… Ну мало ли молодых-красивых! Но за мной-то больше никто измолодых-красивых не ухаживает. Нет, он меня тревожит не оттого, чтомолодой-красивый, а прежде всего оттого, что талантливый, а вдобавок ужмолодой-красивый… А если он ухаживает за мной с какими-то далеко идущимицелями? Хотя какие цели! Будь он безграмотный, я бы подумала, что ему нужны моиредакторские навыки. Бред какой-то! Я ведь еще нестарая и, говорят,привлекательная женщина… Неужели все из-за разницы в возрасте? Нет-нет, дело вдругом. Вон даже дети, Ирка и Денис, почувствовали в нем какую-то фальшь… Нуладно, хватит, займусь лучше своим прямым делом и прочту его новый роман. Можетбыть, что-то я о нем пойму…

Тата умела распознавать авторские комплексы и надеялась, чтоГущин не станет для нее неразрешимой загадкой.

Второй роман тоже увлек ее, и она прочла его очень быстро.Опять удача! Несомненно, Гущин очень талантлив, но какой-то червячок все-такиточил ее редакторскую душу. Есть там комплексы, есть, но они совсем неощущаются в нем самом. То есть в нем тоже есть комплексы, но вроде бы какие-тодругие. Странно. Или он так стихийно талантлив, что просто невозможносопоставить автора и героя? Наверное, в этом все дело… Или я уже не могу эточитать непредвзято, как его первую вещь? Ну конечно, дело не в нем, а во мне!Он, что называется, смутил мой покой… Вот бы показать рукопись Маргарите!

Маргарита Людвиговна была когда-то редактором в издательстве«Художественная литература», куда после института пришла работать Тата. Онитогда сразу сдружились, несмотря на огромную разницу в возрасте, и сейчас,когда Маргарита давно уже была на пенсии, продолжали общаться, хоть и неслишком часто. Тата, недолго думая, набрала ее номер, но дочь сказала, чтоМаргарита Людвиговна сейчас в подмосковном санатории и вернется только черезнеделю.

Ну что ж, завтра, то есть нет, послезавтра отнесу книгуОлегу. Ее надо печатать. Позвонить Гущину: обрадовать его? Мужчина по имениПаша… Почему-то Тата твердо уверовала в предсказание случайной гадалки. А чемчерт не шутит! Может, это и есть моя судьба – молодой талантливый писатель?Может, именно для встречи с ним я и родилась? Просто это я сама полна всякихдурацких комплексов и пытаюсь перенести их на него… Он ведь врач и сейчас началновую страницу своей жизни. Как странно, этого совсем нет в его книгах. Абсолютноничего медицинского… Хотя глупости, я просто ищу какой-то предлог, чтобы невлюбиться в него без памяти, – вот в чем причина. Я боюсь. Я просто боюсь.И от страха накручиваю черт знает что… Надо поговорить об этом с Алисой, онаумеет поднять настроение, убедить в том, что я чего-то в этой жизни стою… Нет,еще рано…

Тата в задумчивости бродила по квартире. Машинально открыластенной шкаф, и оттуда на нее вывалилась груда неглаженого белья. Гладить онаненавидела, но что же делать, откладывать больше нельзя. Она с проклятиямидостала гладильную доску и поставила ее в комнате напротив телевизора. Когда наэкране что-то мелькает, водить утюгом не так противно. Через пять минут долженбыл начаться какой-то фильм, вот и отлично. Тата принесла в комнату гору белья,налила воду в утюг, и, пока он нагревался, уставилась на экран. Поползли титры«По мотивам повести Валерии Жихаревой». Ну нет, это я смотреть не желаю! Онатут же переключилась на другую программу. И вдруг ее словно что-то ударило.Жихарева! Ведь это именно Жихарева рекомендовала Гущина! Вот, наверное, что мнеподспудно мешает. У меня на нее аллергия… Но как странно, что Гущин сам вразговоре со мной ни разу о ней не обмолвился. Даже не упомянул о знакомстве стакой известной писательницей… А может, он с нею и не знаком? Может, кто-топросто передал ей рукопись молодого автора, она сочла ее талантливой ирекомендовала Олегу? Что ж, вполне возможно. Но Олегу-то Гущин об этом сказал?Или не он, а сама Жихарева? Очень странно… Надо спросить Олега… Но я не доживудо понедельника.