– Тут я, товарищ командир! – бодро подскочил боец.

– Нужно огонь открыть, Вадик, меня еще пять минут не будет, есть что-нибудь?

– Можно проверочный сделать?

– Нужно! – киваю я. – Ты нашел корректировщиков?

– Вроде да, хочу проверить.

– Бери радиста и командуй, я скоро, – махнул я рукой. – Брат, долго еще? – а это уже санитару.

– Товарищ младший лейтенант, имейте совесть, я еще до раны не добрался!

– Ты и не доберешься, если продержишь меня тут еще пять минут, давай быстрее, вяжи уже, потом посмотришь, если будет возможность! – ругаюсь я.

– Рана слепая, нужно вытащить осколок…

– Так тащи!

– Я… я не умею, товарищ лейтенант, простите.

– Да Евпатий Коловрат, а какого хрена ты тут делаешь тогда? А? Быстро взял свой долбаный инструмент и достал эту хренову железку, а то пойдешь в атаку сейчас!

– Я п-пойду, если надо, – заикаясь, качал головой санитар, а я видел, что ему просто страшно.

– Так, браток, мы сейчас все тут сдохнем, ты меня понимаешь? Слышишь, как долбят? Парней там убивают, а я тут валяюсь, сделай же уже что-нибудь! Немцы пройдут по нашим трупам и убьют всех в городе, захватят его, ты понимаешь? Давай, давай, работай, друже…

И он сделал. Подействовало, видимо, внушение. Осторожно взял пинцет и полез в рану.

– Ты хоть его протер? – смеюсь я, но на самом деле не до смеха.

– Конечно, пока вы кричали, – кивает санитар, и тут у меня в глазах темнеет. Привык, блин, что у меня болевой порог высокий да здоровья до хрена, а тут чего-то поплыл…

– Вы как, товарищ командир?

Выныриваю, возвращаясь в сознание.

– Нормально, это чего у тебя? – указываю на вату в руке.

– Спирт, вы отключились тут…

– Ты дело сделал?

– Да, вот. – Мужик протягивает мне маленький, какой-то деформированный кусочек металла.

– Маленький зараза, а болючий, – вздыхаю я. – Приходил кто-нибудь?

– Нет, но обстрел вроде стихает, – замечает санитар.

– Хорошо. Помоги сапог натянуть.

Выбежать в траншею не получилось, вышел, прихрамывая. По-хорошему, нужно в санбат и рану чистить, это не двадцать первый век, из-за этого клочка металла, что залез мне в мышцу, могут и ногу отпилить. Но пока не до нее.

– Вадим, что тут? – ору разведчику, он стоит в пяти метрах от блиндажа, связист рядом в траншее сидит.

– Выкурили гада, вон в тех кустах сидели двое, – указывает куда-то Никоненко. – Два снаряда выпустил, чтобы пристреляться, они, видимо, поняли – и бежать, а тут третий прилетел, и в ошметки их. Красиво.

– Как они там оказались, ведь тут до нас всего метров триста? – спрашиваю я.

– Так ночью, наверное, залезли, кто ж их заметил бы? – удивился разведчик.

– А ты что, вчера эти кусты не видел? – начинаю заводиться, но понимаю, парень-то не виноват. – Ладно, проехали. Твои ходили?

– Да, еле вернулись. Немцы в роще, танки опять, пехоты до батальона, но танки в двух местах стоят, странно это.

– Да уж, чего-то задумали. Кстати, обстрел кончился. Ты огонь по выявленным позициям открывал?

– Нет, боялся, что промахнусь, спугну еще.

– Что со связью?

– Восстановили, все в порядке, – подает голос связист.

– Говори, где там фрицы…

И тут они вылезли. Да как! Немцы разделили танки на две части и вылезли на нас с двух сторон. Между ромбами было около километра, не накроешь уже, как вчера. Когда они к нам подползут, конечно, сблизятся, но пока…

– Первому, влево десять-ноль, прицел шесть-пять, один снаряд! – ору я, связист дублирует, через несколько секунд кричит в ответ:

– Выстрел! – Я жду разрыва, дождавшись, вношу изменения и отдаю приказ на открытие огня, а сам бегу искать капитана. Нахожу его возле танков, укрыли их хорошо, фрицам подарок будет.

– Ты как? – встречает комбат меня.

– Да в норме, – слегка кривлюсь, – бери группу справа, там танки легкие, остановишь, я начал другую группу работать.

– Меня не забывай.

– Не боись, комбат, я сейчас по взводам разделю, хватит, наверное. Не думаю, что они все силы вложили в этот рывок.

Как же я ошибался! Тридцать шесть танков противника на наш куцый батальон, даже и с поддержкой батареи гаубиц, это много. Мы не удержали высоту. Честно стояли несколько часов, отбивали атаку за атакой, но… На батарее кончились снаряды, а было их штук триста. Танки наши, захваченные у фрицев, уничтожили вообще довольно быстро. Ну, а пехоту… Да и было-то там той пехоты кот наплакал. Меня, контуженого, с пробитой пулей рукой и утренним ранением в ногу, вытащил все тот же Никоненко. Я очнулся только на переправе, где нас остановили. Полковник из штаба дивизии орал так, что у меня уши закладывало. Не знаю, что теперь будет, неудачный у меня дебют в роли командира батареи вышел.

В санбате было хорошо. Чисто относительно и не стреляют. Я серьезно переживал гибель всех бойцов на высоте под Воронежем, впервые у меня такое. Погибли ведь почти все. Новый комбат под танк бросился с гранатами, остановил, но погиб, конечно. Да что говорить, даже санинструктор погиб, правда, от случайного снаряда, что разворотил блиндаж, в котором тот перевязывал раненых. Те, кто вышел из этой бойни в город, все были ранены, даже мой дружбан Вадим. У него тоже рука прострелена была, но меня вытащил. Лежу вот теперь, думаю, Никоненко рядом. Санбат не так и далеко, километра четыре от передовой, но все же здесь значительно спокойнее.

– Младший лейтенант Некрасов? – В палатку заглянул какой-то командир, а с ним еще двое.

– Да, это я. – Я уже мысленно был готов к наказанию, приказ-то был один – стоять.

– Ваше дело рассмотрено…

– А на меня уже и дело собрали? – аж перебил говорившего я. Как-то сразу поплохело, раны заныли и стало грустно. Вот, еще и так бывает. Не убили враги, так свои накажут. Чувствовал ли себя виноватым? Наверное, все же нет. Одно дело, если у тебя бойцы бегут и ты бросаешь позиции, а тут… Считаю, что упрекнуть нас с Колесниковым не в чем.

– Ваше дело рассмотрено, и состава преступления не выявлено. Батальон сражался геройски, сожгли много танков, отошли, когда не было возможности обороняться. Это все кратко, конечно.

– Я…

– Выздоравливайте, всего хорошего.

О как. Даже в дерьмо не макнули для порядка. Вот и думай тут.

– Чего, командир, обошлось? – подал голос Вадик.

– Кажись, да, – пожал я плечами.

– И что теперь?

– Ну, сказали же выздоравливать, вот и будем лечиться.