вид, что вы все обо мне знаете. Если бы вы хоть что-то знали, вы не пытались бы меня очаровать, не смотрели бы на меня как на друга вместо того, чтобы думать обо мне как о враге. Я вам не друг, не союзник, не тот человек, который вам нужен…

Когда он договорил, он уже не чувствовал злости — только опустошенность.

— …Словом, нет. Я уважаю вашу мечту, она свидетельствует о живом воображении и добром сердце. Но разделить ее я никак не могу. Простите.

Юкинари склонил голову. Он выглядел расстроенным — разбитым — но всё же не злился, сохранял лицо.

— Не извиняйтесь. Я сделал вам предложение, а вы отказались — это ваше право. Похоже, я проиграл, да? Мне не хватило времени. Самую малость… Еще чуть-чуть — и мне бы удалось найти верные слова, и вы бы все-таки перешли на мою сторону. Я вижу это. Это правда, я не все о вас знаю, но я думаю, что узнал достаточно. Может быть, у меня еще будет это время…

Он по-прежнему говорил с Гэрэлом как с другом — и Гэрэл не мог понять, то ли это детская наивность, то ли расчетливая манипуляция. Ведь не бывает так, что и то и другое сразу — вместе в одном человеке?

— …А может быть, я ошибался, надеясь, что судьбе можно противиться. Мы служим разным богам, и как бы мне ни хотелось избежать этого, нам с вами на роду написано сражаться друг с другом. Мне тяжело будет считать вас врагом. Но я счастлив, что мне удалось побеседовать с вами почти по-дружески до того, как это произошло.

Гэрэл лишь пожал плечами. Если императору нравится представлять судьбу чем-то вроде облака, гонимого ветром, а себя считать избранным — пожалуйста. Уж его-то точно никакие боги не благословляли. У него появилось желание поведать, из какой грязи он, Гэрэл, поднялся к должности полководца и этому проклятому прозвищу Тигра Запада. Рассказать подробно, с мстительным удовольствием смакуя подробности, пока нежное лицо императора не перекосится от отвращения и ужаса. Но он сдержался.

После этого всего, конечно, уже не могло быть ни светских бесед, ни «Тумана и облаков», ни чая.

Гэрэл кратко поблагодарил императора за прекрасно проведённый вечер, развернулся и ушел. Юкинари ответил ему какой-то холодной любезностью и остался в саду.

По дороге к себе Гэрэл невольно снова и снова прокручивал в голове этот разговор и думал: изменилось бы что-то, если бы дурной поворот беседы не погубил зародившуюся между ними симпатию?

Наверное, нет.

Потому что их судьба действительно была предопределена.

Потому что Юкинари был лицемером, мечтателем или сумасшедшим, а скорее всего, и тем, и другим, и третьим.

Но все равно почему-то было горько и тускло.

Некстати вспомнилось — в Рюкоку девятый месяц года называли Месяцем Долгих Ночей. Это был не самый темный месяц в году, но именно в это время люди обычно замечали, что дни стали короче и осень уже коснулась деревьев своей ледяной рукой.

Глава 10. Предательство

Ни на следующий день, ни в день после него он императора не видел.

Зато вечером следующего дня к Гэрэлу подошла молоденькая служаночка в платье цвета весенней листвы.

— Достопочтенный генерал Гэрэл?

Вопрос был излишним — спутать генерала с кем-то другим мог только слепой, — но он кивнул.

Служанка вложила ему в руку свёрнутое трубочкой, благоухающее духами письмо.

— От моей госпожи, — сказала девушка и покраснела. — Она желает встретиться с вами.

Никого из рюкокусцев рядом не было, сцену эту наблюдали лишь несколько его солдат, которые тут же зашептались. Похоже, они считали, что в письме какие-нибудь романтические стихи. Когда-то Гэрэл казался им неким полумифическим чудовищем, но за годы долгой совместной службы они привыкли к нему и вполне были готовы допустить, что некая придворная дама обратила благосклонный взгляд на гостя — в конце концов, он прославленный полководец, хоть и страшен, как яогуай.

Похоже, они так и не осознали всей ширины пропасти, что лежала между женщинами Чхонджу, которые и впрямь легко могли крутить романы с приезжими дипломатами, и женщинами Рюкоку… Он не мог представить, чтобы какое-нибудь из этих бессловесных искалеченных созданий решилось назначить незнакомцу свидание.

Странным ему показалось еще и то, что он не мог припомнить эту служанку, что означало одно из двух: или ее взяли во дворец недавно, или она действительно была с женской половины дворца…

Развернув записку, Гэрэл прочитал: «В час Курицы у ворот Павильона Глициний в женском дворце. Эта же служанка отведёт вас в нужную комнату».

Для любовного письма приглашение было, мягко говоря, чересчур прямолинейным. Скорее всего, это было что-то другое.

Может быть, послание — от императора? Вдруг тот хочет напоследок ещё раз переговорить с ним? Нет, вряд ли: они уже обсудили все, что имело значение…

Письмо он сжёг — просто на всякий случай. В час Курицы он, как и было велено, пришёл к женскому дворцу, нашел нужное здание. Неслышной тенью выскользнула из темноты уже знакомая служанка; долго вела его куда-то по запутанным коридорам. Наконец, остановившись напротив одной из дверей, шепнула: «Вас ждут», — и исчезла так же бесшумно, как появилась.

Гэрэл вошёл. Увидев, кто его ожидает, он в удивлении остановился. На кровати сидела женщина лет сорока. Она была все еще очень красива, но ее лицо дышало властолюбием, а из глаз сочился такой холод, что лишь человек с очень богатым воображением мог заподозрить в ней любительницу тайных ночных встреч и романтических утех.

Он мельком отметил, что ноги женщины нормального размера — не изуродованы бинтованием. И хотя такие ступни, без сомнения, считались тут признаком дурного происхождения, она вовсе не стремилась спрятать их под юбки.

Незнакомка холодно улыбнулась при виде Гэрэла и заговорила на юйгуйском без акцента:

— Моё почтение, господин генерал. Моё имя Сун Сяолянь. Не удивляйтесь, что я назначила вам встречу в женских покоях: в другой части дворца повсюду глаза и уши. Женщину же в этой стране никто ни в чём не заподозрит…

Она могла бы не представляться: он узнал ее еще до того, как она начала говорить. Он никогда в жизни не видел эту женщину, но ее лицо было копией лица молодого императора — искаженной, порочной, злобной копией, но тем не менее, сходство было огромным. Вот, значит, она какая — Сун Сяолянь, императрица-мать.

— Я знаю, кто вы, — коротко ответил он, не кланяясь.

— Скажу без обиняков: у меня есть основания полагать, что вам,