— Я не демон и не волшебник. Жаль вас разочаровывать. Было бы неплохо оказаться бессмертным, но, боюсь, и это не так, — сухо сказал Гэрэл.

— Я это понял, — безмятежно откликнулся Юкинари. — Мне кажется, я многое о вас понял… Я и раньше не верил ходившим о вас слухам. Ни секунды не думал, что вы будете ожившим кошмаром — и, как и ожидал, встретил обычного человека, усталого, грустного… — Он секунду помолчал — то ли сказав лишнее и смутившись, то ли просто вспоминая что-то. — Но в то мгновение, когда мы встретились — там, в тронной зале, — когда я впервые увидел ваше лицо… Это было самое странное и самое чудесное, что я видел; если бы кто-нибудь раньше сказал, что существуют люди с голубыми глазами, я бы только рассмеялся. Я почти сразу понял, что вы не волшебник и не бессмертный. Но в то мгновение вы были для меня залогом всего, во что я верю. Мне этого довольно…

Не раз и не два люди принимали Гэрэла за яогуай, но еще никто, признаваясь в этом, не смотрел на него с такой любовью, как Юкинари в этот момент, и Гэрэл стало неловко; он словно со стороны увидел свое резкое, неуютное лицо, складки у углов рта, сеточку морщин вокруг глаз; машинально коснулся волос, которые за последнее, проведенное в степях лето стали совсем белыми от солнца и отросли почти до лопаток.

— Таких, как я, кочевники зовут белой кровью — подобные мне рождаются иногда на землях Юга, хоть и редко. Видно, вы ни разу не встречали Чужих, иначе не приняли бы меня за одного из них…

— А вы — встречали? — жадно спросил Юкинари. — Постойте, вы — южанин?.. И ваша ненависть к кочевникам, про которую знают во всех Срединных Государствах, — получается, вы воевали против…

Гэрэл мысленно обругал себя. Уже второй раз чуть не сболтнул лишнее. Осторожнее надо быть.

— Да, я с Юга, и мое имя — из земель Солнечной Птицы, а не Тигра. Но это неинтересно и не имеет значения. Неужели вы всерьез верите в Чужих, государь? Не стоит слушать домыслы неграмотных крестьян и сказки замшелых даосов. Это всё равно что верить в… Тигра с Драконом.

— Я верю в то, что границы мира не так узки, как мы привыкли считать, и на свете есть много вещей, которые нам ещё только предстоит узнать и осмыслить, — мирно откликнулся Юкинари.

Гэрэл подумал о Чужих. Девочка-лисица, холстина в бурых пятнах, горько-сладкий запах, перемешивающийся с запахом крови. То, что сквозь призму неведения кажется волшебным, прекрасным и загадочным, на поверку оказывается таким же уродливым и печальным, как и все остальное в этом мире. Эти мысли были неприятны ему, и, чтобы прогнать их, он напомнил:

— Мы говорили о богах.

— Да… — Юкинари помолчал. — Не уверен, что стоит говорить об этом с вами, потому что вижу, что вы не согласитесь со мной. Но если вам и правда интересно, я верю в богов, потому что для меня очевидно, что все происходящее в мире — неслучайно. Боги ведут нас, меняют нас, благодаря им на нашем пути появляются самые важные люди, благодаря им мы переживаем самые счастливые и самые тяжелые мгновения…

— Мне это, по правде говоря, кажется отвратительным, — честно сказал Гэрэл. — Мысль о том, что мы — игрушка в чьих-то руках, что мы беспомощны… Зачем в такое верить?

— Мы можем принимать нашу судьбу с достоинством, значит, мы не беспомощны. Я думаю, мы должны быть благодарны богам: ведь именно они делают нас теми, кто мы есть.

Гэрэл не смог сдержать горький смешок:

— Я с радостью был бы кем-нибудь другим. Да и вы, как мне показалось, тоже не очень-то радуетесь своей судьбе.

— Нет, — твердо сказал Юкинари. — Я рад, что я — это я, что у меня есть власть изменить что-то к лучшему… Вы правы, жизнь — это страдание, но ведь именно благодаря горестям и испытаниям мы становимся теми, кто мы есть; и нас любят именно за то, какими мы стали, а не за то, какими могли бы быть. Я верю, что жизнь — одновременно и счастье, если у тебя есть любимые люди, которые разделят с тобой твою судьбу. Тогда возложенное на тебя богами бремя будет радостью.

Гэрэл решил не спорить — не ступать на шаткую, чужую для него почву: у него не было близких людей, и сближаться с кем-то он не собирался, а если бы и захотел, вряд ли это получилось бы у такого, как он; единственная женщина, которая была ему дорога, умерла так давно, что он почти не помнил ее лица.

А были ли близкие люди у самого Юкинари?

Гэрэл вдруг подумал, что это, может быть, последняя их беседа, и эта мысль его испугала.

— Прошу меня простить, если что-то из сказанного мной за время этого разговора обидело вас, — сказал он. — У нас с вами очень разные представления о жизни.

— По крайней мере, вы не сказали «нет»…

— Я пока не знаю, что ответить, — честно сказал Гэрэл. — Но вы ведь придете завтра?

— Приду. Я хочу поговорить с вами о чудесах.

Юкинари улыбался, как улыбаются перед тем, как сделать удачный ход.

Глава 9. Чудеса и драконы

Этот разговор озадачил Гэрэла.

Ему открылся недостаток Юкинари, который одним махом перечёркивал все его достоинства. Юкинари был мечтателем. Такую наивность обычно можно встретить лишь у очень юного существа — щенка там или птенца, — который ещё не уяснил, что в мире есть зло. И это было удивительно, потому что Юкинари как раз успел продемонстрировать глубокий ум и проницательность, и то, что он привык играть в основном на хороших струнах человеческой натуры, вовсе не означало, что он не знал о плохих. Более того, из того, что Гэрэл знал о жизни Юкинари, выходило, что горя и ненависти тот хлебнул вдоволь, не меньше, чем сам Гэрэл. Так что, видимо, он все-таки признавал умом существование зла, но всё равно был непоколебимо уверен в том, что зло это можно одолеть с помощью благородства и доброты. Он был похож на героя одного из старых романов, которые они оба любили. Но вокруг-то был не роман; вокруг была настоящая жизнь…

Он не понимал, как такой блестящий ум может сочетаться с верой в какие-то совершенно невозможные, нелепые вещи.

Не понимал, как вообще можно во что-то верить в этом сломанном мире.

В вечер