их последней беседы чувствовалось, что в Синдзю наконец пришла осень — вечер был темным, сырым, одиноким.

Они, как обычно, сыграли партию в «Туман и облака». Гэрэл выиграл. Император, казалось, думал о чем-то другом и нервничал.

— Вы хотели поговорить о… хм… чудесах, — напомнил Гэрэл.

Юкинари кивнул.

— О чудесах и о драконах. Да.

— В которых я не верю, — полувопросительно сказал Гэрэл.

— Поэтому я хочу кое-что вам показать.

Император встал, на его лице отражалась непонятная тревога, глаза взволнованно блестели.

— Так значит, вы не верите, что драконы существуют?..

Юкинари пошёл в глубину сада. Среди резких теней и пятен света от бумажных фонарей его светлый наряд выглядел зловеще. В этот вечер на нем было простое, без рисунка белое платье — как у мертвеца, которого готовят к погребению. Театральность во всем. Что он хотел этим сказать?

Гэрэла снова посетила неприятная мысль, что император не только каждый свой наряд, но и каждый свой жест, каждую свою улыбку продумывает заранее, как ходы в игре «Туман и облака».

На другом конце сада кто-то наигрывал на эрху — подбирая ноты, снова и снова повторял одну и то же мелодию и никак не мог довести ее до конца; эрху звучала низко и тревожно, предчувствием беды.

Гэрэл последовал за тонкой фигуркой в длинном платье, гадая, что же такое Юкинари хочет ему показать.

Императорский дворец занимал весьма значительную часть города, и сад оказался гораздо больше, чем ему представлялось раньше, хоть он и бывал тут уже не раз. И глубинная часть сада была совсем не похожа на ту, что открывалась взглядам тех, кто гулял между беседок и вдоль дорожек. Из окон дворца сад казался светлым и красивым, но стоило углубиться в него, как он превратился в мрачный лес. Ухоженные цветники и изящные мостики куда-то подевались. Гэрэл увидел совсем другой сад — заброшенный, почти дикий. Здесь никто не подстригал ветки и не обрывал вовремя увядшие лепестки с цветов. Деревья росли очень густо, закрывая обзор. Тропа была узкой, и им то и дело приходилось пробираться через колючий кустарник. Кривые старые стволы и переплетения чёрных ветвей выглядели довольно угрюмо.

Тропинка привела к небольшому, метров десять в диаметре, водоёму, подёрнутому ряской. Кое-где сквозь зелень просматривалась вода, гладкая, как чёрное стекло.

— На берегу этого пруда очень хорошо размышлять в одиночестве, — сказал Юкинари. — Можете даже как-нибудь попробовать искупаться, если вас не пугает соседство змей. Вода здесь всегда холодная, это им по нраву. Впрочем, это всего лишь безобидные ужи.

Гэрэл видел, что император хочет поговорить о чем-то важном, но почему-то не знает, как начать, поэтому и говорит все, что приходит в голову.

— Вы хотели показать мне змей?..

Вместо ответа Юкинари присел на корточки у самой воды. И легко коснулся воды кончиками пальцев.

Гэрэл вздрогнул: ему показалось, что прикосновение пальцев императора к зеркальной водной глади родило низкий мелодичный звук, который поплыл над водоёмом, как колокольный звон. Померещилось, конечно.

Черная поверхность пруда пошла рябью.

А затем… Из воды что-то показалось. Вернее — кто-то.

Гэрэл увидел очень странное существо. Гибкое змеиное тело, чёрная с прозеленью блестящая чешуя; по бокам головы — перепончатые уши, похожие на хрупкие пальчики водяного, а за ними — трогательные разветвлённые рожки. В движениях неведомого создания была медленная, ленивая красота. Оно плавно выскользнуло из воды и обвило руку Юкинари широким чёрно-серебряным браслетом, а изящную удлинённую голову доверчиво положило на императорскую ладонь.

Юкинари тревожно взглянул на Гэрэл и непонятно спросил:

— Вы… видите его?

Простого «да» тут явно было недостаточно, но все слова куда-то делись, и Гэрэл только молча кивнул. Но, должно быть, все и так было написано у него на лице.

В глазах императора вспыхнула внезапная странная радость.

— Я так рад… нет, неважно… — пробормотал он. Затем громче сказал, обращаясь к животному: — Здравствуй. Завтра я почитаю тебе, обещаю. Сегодня у меня нет при себе книг, и ничего вкусненького я для тебя не припас. Извини, дружок. Зато я привёл к тебе гостя.

Существо глянуло на Гэрэла (в глазах животного сиял серебристый свет луны, а глаза были как у лошадей — печальные и будто бы всё-всё понимающие) — с любопытством и словно бы усмешливо.

— Это, дружок, чхонджусский генерал Гэрэл. Он необыкновенный человек. — И, обращаясь к Гэрэлу: — Ну что? Вы по-прежнему не верите в драконов? — Юкинари смотрел на него, улыбаясь, и вместе с ним улыбалось глазами и неуклюжей пастью неведомое чешуйчатое создание в его руке.

— Что это? — спросил Гэрэл.

— Дракон. Правда, ещё очень маленький.

Гэрэл не нашёлся, что сказать.

Так ведь не бывает. Просто не бывает, и всё.

Он даже незаметно ущипнул себя на руку. Однако император никуда не делся — вот он, стоит перед ним во плоти: одна из прядей выбилась из причёски и падает на бледное лицо; спокойная, полная достоинства улыбка. И вокруг его рук обвивается существо, похожее на украшение из чернёного серебра, — существо из легенд и сказок. Тех самых, в которые, по словам самого Гэрэла, верят лишь неграмотные крестьяне и замшелые даосы.

На самом деле он, конечно, знал, что всем, не только крестьянам, в детстве хочется верить в драконов, магию Чужих, перерождение душ, двери в другие миры, говорящих птиц и лис-оборотней. Но чудесное всегда только мелькает тенью впереди и скрывается во тьме, так и не подпустив к себе; а с возрастом вера в чудеса проходит и ты перестаешь искать повсюду эти призраки — а из-за таких, как Токхын, постепенно приучаешься только усмехаться, когда разговор заходит о мистике…

— Мне с детства внушали, что императорскую семью Рюкоку испокон веков хранит Небесный Дракон, но я не верил, — сказал Юкинари. — Я и сейчас не знаю, он ли это — тот, кого в нашей стране называют Владыка Дракон, или нет. Но это — дракон, и он — сами видите — настоящий. Он говорит со мной. Не словами… Но я слышу в голове его голос. Он пришел ко мне, когда мне было двенадцать. В то время я был… нездоров. У меня бывали плохие дни… — Посмотрев на непонимающее лицо Гэрэла, он вздохнул и перевел на человеческий язык: — Я не очень ясно мыслил тогда. Иногда я не различал действительность и собственные фантазии. Но он пришел и заговорил со мной. Он помог мне обрести рассудок, перестать бояться всех вокруг, поверить в себя и собственные мечты.

Юкинари был особенно прекрасен в этот миг — радостный, сияющий, сам — живое воплощение чуда.